— Это вы уже говорили-с, еще давеча, — мягкозаметил Порфирий Петрович. — Вы про местопребывание субъекта винтересующие нас часы.

— В том-то и штука, что доподлинно Настасья сказать неможет. Вроде как Раскольников у себя в комнате сидит, этак уже с месяц. То линездоров, то ли в хандре. Но дверь из его комнаты на черную лестницу выходит.Там очень даже просто выскользнуть и вернуться, так что ни одна душа незаметит.

— Это, пожалуй, хорошо-с. — Пристав задумчивонаморщил лоб. — Даже вполне хорошо-с. Стало быть, у Раскольникова alibiнету-с.

— Никакого.

Заметов поглядел на дымящуюся тарелку и сглотнул слюну.Разлитая по стаканчикам анисовая тоже стояла нетронутой.

— Далее рассказывайте, — велел пристав. — Просубъекта-с.

— Раскольников Родион Романович, от роду двадцати трехлет, вероисповедание православное, сын титулярного советника, давно покойного.Прибыл из Рязанской губернии, где проживают его мать и младшая сестра. Натуранервная, или, как выразилась Настасья, «шибко дерганый». Стало быть, мог ваффектированном состоянии убить, тут же поступка своего напугаться исбежать. — Заметов сделал маленькую паузу, чтобы надворный советник вполнеоценил и термин «аффектированное состояние» и психологичность вывода. — Встолице Раскольников без малого три года Учился на юридическом факультете, и,кажется, старательно. Однако за невнесением платы отчислен. Беден он очень.Настасья говорит, иногда мать ему пришлет, но что она может, вдова-то? Раньшеуроки давал — бросил. В общем, положение у него такое, что либо в омут головой,либо с топором на улицу, — красиво, на логическом тезисе окончил свойотчет Александр Григорьевич и с полным правом вознаградил себя стопкой, да ищей хлебнул ложку-другую-третью. — А у вас что, Порфирий Петрович?

— Почти ничего-с, — с загадочным видом,противоречившим этим словам, ответствовал надворный советник и тоже поднес корту ложку, однако, подержав на весу, опустил обратно в тарелку. — Думал-с.Кое с кем словечком перемолвился. И пришло мне в голову-с, что мы с вами,любезный Александр Григорьич, очень может быть, давеча предположили неверно-с.Это я в рассуждении нервности убийцы. Отнюдь не с перепугу он взял сущиепустяки, а прочим, и даже содержимым комода пренебрег.

— Отчего же тогда, если не с перепугу?

— Побрезговал-с, — коротко и как-то сухоответствовал Порфирий Петрович. — Взял, сколько ему было надобно, и темудовольствовался.

— Виноват-с, — от удивления сословоерсничалЗаметов, вообще-то почитавший прибавление «с» на конце признакомотсталости. — Это я недопонял.

— А я вам, дружочек вы мой, статеечку одну почитаю-с.Из «Периодической речи», месяца два как напечатана. Подписана инициальчиками,то есть все равно что анонимная-с. Вот послушайте-с.

Пристав взял в руки газетную страницу, несколько минут дотого вынутую им из кармана, нагнулся поближе к Александру Григорьевичу, чтобыне деранжировать другим посетителям, и стал с выражением читать.

ЕЩЕ РАЗ О БЫКЕ И ЮПИТЕРЕ

Известно ли почтенной публике, что выдающиеся люди,открывшие новые законы природы или общества, выдумавшие новую теорию либопостроившие великую державу, все без исключения были преступники? «Преступники»в коренном, изначальном значении этого слова, ибо преступили правила и понятия,бытовавшие прежде. Коперник и Галилей, Наполеон и Петр Первый приводили в ужаси негодование своих современников, тех самых обыкновенных людей, какие во всевремена составляют абсолютное большинство народонаселения. Да что Коперник,разве не был по понятиям иудейских законоустановлений величайшим преступникомИисус Христос, покусившийся разом и на государственность, и на самое религию?За то и был казнен — отнюдь не злодеями, а обыкновенными людьми, желавшимиединственно охранить от ниспровергателя свое общество.

Итак, позволю себе из сего краткого вступления извлечькое-какие выводы, числом три.

Первый: человечество делится на людей обыкновенных, которыхмногие миллионы, и людей необыкновенных, которых в каждый момент времени насвете проживают единицы, много — десятки.

Второй: своим движением по пути к земному раю, каковойлучшие наши умы почитают за конечную цель эволюции, человечество обязано преждевсего людям необыкновенным, ибо именно они толкают, а то и за шиворот тащатнашу цивилизацию вперед.

Наконец, вывод третий: людям необыкновенным закон не писан.

Тут, впрочем, понадобятся некоторые разъяснения…»

— Конечно, понадобятся! — не выдержал АлександрГригорьевич. — Эка завернул! Уж и Христос у него преступник!

Не беспокойтесь, далее автор всё сие подробнеише-с и даже небез остроумия разъясняет, — уверил надворный советник своего помощника,откладывая газету. — Вслух читать больно длинно выйдет-с, так что уж якоротенько, собственными словами-с. По статье выходит, что низший разрядчеловечества, люди обыкновенные — не более, чем материал, служащий длязарождения себе подобных — в расчете на то, что некогда, через сто или тысячулет, от их семени может произойти человек необыкновенный, один из тех, ктоимеет дар или талант сказать в среде своей новое слово. А право и даже долгчеловека необыкновенного устранять любое препятствие, оказавшееся на пути еговеликого предназначения. И Наполеону, расстрелявшему из пушек парижскую толпу,винить свою совесть совершенно не за что, ибо он погубил несколько сотенфранцузов ради процветания миллионов. А ежели, к примеру, Ньютону дляпроведения опытов потребовались бы десять шиллингов, которые он никак не мог быдобыть законным путем, то он был бы в совершенном праве ограбить или даже убитькакого-нибудь купчишку из числа обыкновенных. Что нам, потомкам, за дело доанглийского купчишки, который все одно давно подох бы, не принеся человечествурешительно никакой пользы? Законам же Ньютона мы обязаны чуть не всеми благамицивилизации.

— Так это про цель, которая оправдывает средства, чтоли? — наморщил нос Александр Григорьевич. — Старо, старо.

— Про цель и средства старо не бывает-с. — Приставвздохнул. — Особенно если с такою страстью написано. Тут у автора неотвлеченное умствование, тут наболевшее-с. Это он себя Ньютоном-то воображает,у кого десяти шиллингов нет.

— А Раскольников тут при чем?

— Притом, что он самый, Родион Романыч наш, это самоесочинение и сотворил-с, — преспокойно объявил надворный советник и теперьуже скушал подряд ложки три щей, успевших подостыть.

— Откуда вы знаете? Сами же говорили — статья подписанаинициалами.