«Надо бы попрактиковаться с настоящей расщелиной, — думал он, пока команда завершала упражнение. — Интересно, какая взятка понадобится, чтобы Газ мне это позволил».

Мостовики, закончив тренировочный забег с мостом, смотрели на Каладина, измотанные, но довольные. Он улыбнулся им. Три месяца пробыв командиром отряда в армии Амарама, он научился тому, что похвала должна быть искренней и ее не следует сдерживать.

— Надо еще поработать над тем, как мы его опускаем. Но в целом я впечатлен. Две недели — и вы уже работаете вместе лучше многих команд, которые я тренировал по несколько месяцев. Я доволен. И горжусь вами. Ступайте, выпейте что-нибудь и отдохните. Мы еще один-два раза пробежимся перед дежурством.

Их опять послали собирать камни, но никто не жаловался. Он убедил людей, что таскание камней сделает их сильнее, а тем немно­гим, кому больше всех доверял, поручил собирать шишкотравник, бла­годаря которому — хоть и с огромным трудом — продолжал покупать для мостовиков дополнительную еду и пополнять свои запа­сы медицинских принадлежностей.

Две недели. Две легкие недели, с точки зрения мостовиков. Всего две вылазки с мостом, и одна закончилась тем, что они опоздали на плато. Паршенди удрали вместе со светсердцем еще до их прибы­тия. Тем лучше для мостовиков.

Вторая же вылазка показалась всем не особо страшной. Двое убитых: Амарк и Кулф. Двое раненых: Нарм и Пит. Малая доля от того, скольких потеряли другие мостовые расчеты, но все равно слишком много. Каладин старался сохранять бодрый вид, пока шел к бочке с водой, брал ковш у одного из мостовиков и пил.

Четвертый мост утонет в собственных раненых. У них осталось тридцать здоровых человек и пятеро раненых, не получавших жалованья, — кормить их приходилось с доходов от шишкотравника. Считая тех, что погибли, они понесли потери почти в тридцать процентов за то время, пока он их защищал. В армии Амарама такие по­тери считались бы катастрофическими.

В те времена жизнь Каладина состояла из тренировок и пере­ходов, которые иногда перемежались яростными схватками. Здесь битвы происходили постоянно. Каждые несколько дней. В таких условиях могла ослабеть — и ослабела бы — любая армия.

«Должен быть какой-то выход», — думал Каладин, болтая во рту теплую воду, выливая второй ковш себе на голову. Нельзя терять двоих каждую неделю из-за смертей и ранений. Но как им выживать, если их собственным офицерам наплевать на них?

Он едва сдержался, чтобы с досады не швырнуть ковш в бочку. Вместо этого передал его Шраму и ободряюще улыбнулся. Ложь. Но важная ложь.

Газ наблюдал, прячась в тени одной из казарм. Прозрачная фигурка Сил в виде парящего пуха шишкотравника порхала вокруг мос­тового сержанта. В конце концов подлетела к Каладину, приземлилась на его плече и приняла облик женщины.

— Он что-то планирует, — сообщила спрен.

— Газ не вмешивается, — сказал Каладин. — Даже не пытается мешать с вечерней похлебкой.

— Он говорил с тем светлоглазым.

— Ламарилом?

Спрен кивнула.

— Ламарил — вышестоящий офицер, — пробормотал Каладин, пока шел к тени, которую отбрасывала казарма Четвертого моста.

Он прислонился к стене, поглядывая на своих людей возле бочки­ с водой. Теперь они хотя бы общались. Шутили. Смеялись. По вече­рам вместе выпивали. Буреотец, он и не думал, что будет радоваться, когда те, кем он командует, отправятся пьянствовать.

— Мне не понравились их лица, — сказала Сил, сидевшая у Каладина на плече. — Мрачные. Как грозовые тучи. Я не слышала, о чем они говорили, — слишком поздно их заметила. Но мне они не нравятся, особенно этот Ламарил.

Каладин медленно кивнул.

— Ты ему тоже не доверяешь? — спросила Сил.

— Он светлоглазый.

Этого хватало.

— Значит, мы...

— Значит, мы ничего не будем делать, — отрезал Каладин. — Я смогу лишь предпринять ответный ход. А если потрачу все силы на тревогу о том, что они могут устроить, то не сумею решить проб­лемы, которые сейчас гораздо важнее.

Он не стал говорить вслух о том, что тревожило его по-настоящему. Если Газ или Ламарил решит, что Каладин должен умереть, он вряд ли сможет как-то им помешать. Да, мостовиков редко казни­ли за иные преступления, нежели отказ бежать с мостом. Но даже в «честном» войске Амарама ходили слухи о фальшивых обвинениях и подтасованных уликах. В недисциплинированном, едва управляе­мом лагере Садеаса никто и глазом не моргнет, если Каладина — раба с клеймом «шаш» на лбу — подвесят по какому-нибудь расплывчатому обвинению. Они бросят его умирать во время Великой бури, умыв руки, и заявят, что Буреотец сам решил его судьбу.

Каладин выпрямился и пошел к той части склада, где работали плотники. Ремесленники и их подмастерья старательно выструги­вали длинные заготовки для копий, мостов, столбов или мебели.

Они приветственно закивали, когда подошел Каладин. Теперь его здесь хорошо знали, привыкли к странным просьбам, вроде бревна, достаточно длинного, чтобы его могли держать четверо, практикуясь в согласованности действий. Он нашел незаконченный мост. Его, очевидно, сделали на основе того бруса, который таскал сам Каладин.

Молодой мостовик присел, изучая древесину. Справа от него несколько человек работали с большой пилой, отделяя тонкие круг­ляши от бревна. Из них, наверное, собирались сделать сиденья для стульев.

Он пробежался пальцами по гладкому твердому дереву. Все передвижные мосты делали из дерева под названием макам. Темно-коричневое, с почти невидимыми волокнами, оно было одновремен­но крепким и легким. Ремесленники отполировали эти доски до полной гладкости, и они пахли опилками и мускусным соком.

— Каладин, — заговорила Сил, спустившись на доску, — ты выглядишь рассеянным.

— Эти мосты сделаны на удивление хорошо. Плотники здесь куда профессиональнее солдат.

— В этом есть смысл. Плотники стремятся делать прочные мос­ты. Солдаты же, которых я подслушивала, хотят лишь добраться до плато, захватить светсердце и вернуться назад. Для них это словно игра.

— Очень проницательно. Ты все лучше и лучше понимаешь нас.

Она скорчила рожицу:

— Больше похоже на то, что я вспоминаю давно забытые вещи.

— Скоро ты станешь совсем непохожей на спрена. Будешь маленькой полупрозрачной мыслительницей. Придется отослать тебя в какой-нибудь монастырь, чтобы ты там проводила время за глубо­кими и важными размышлениями.

— Вроде того, как заставить тамошних ревнителей случайно выпить раствор, от которого у них рот посинеет.

Она коварно улыбнулась.

Каладин улыбнулся в ответ, продолжая гладить пальцем древесину. Он по-прежнему не понимал, почему мостовикам не дают щиты. Никто не хотел прямо отвечать на его вопросы.