себе хозяйке – мадемуазель д’Алескар, и тотчас был принят в скромно обставленном зале с низкими потолками, где девушка беседовала с каким-то человеком.

Увидев инспектора, она встала. Ее гость тоже. И Бешу узнал… Джима Барнетта.

– А, вот и ты, дорогой друг, – радостно воскликнул Барнетт, протянув ему руку. – Нынче утром я прочел в газетах новость о твоем отъезде на Крёзу и быстренько сел в свою колымагу, чтобы поступить в твое распоряжение. Так что я ждал тебя. Мадемуазель, позвольте представить вам инспектора Бешу, специально откомандированного сюда парижской префектурой. Можете всецело положиться на него… да он, верно, уже и распутал это дело. О, это великий сыщик! Ну же, говори, Бешу!

Однако потрясенный Бешу не мог вымолвить ни слова. Он ожидал чего угодно, но только не появления Барнетта, которое не просто обескуражило его, а и привело в ужас. Опять этот Барнетт! Вечно этот Барнетт! Стало быть, ему и здесь снова придется иметь дело с вездесущим Барнеттом и терпеть его настырное сотрудничество! Ясно как божий день, что в любом деле, куда замешивался Джим Барнетт, у того была одна цель – обмануть и обобрать его участников!

Впрочем, Бешу охотно разоблачил бы его только в том случае, если бы сам доселе не блуждал в потемках. Пока же хвастаться ему было нечем.

Поэтому Бешу молчал. А Барнетт продолжал:

– Ну-с, так вот, мадемуазель, инспектор Бешу, который успел найти серьезные обоснования для своей догадки, настоятельно просит вас подтвердить результаты его расследования. Поскольку мы с вами только начали беседовать, может быть, вы соблаговолите подробнее рассказать все, что вам известно о драматическом событии, жертвой которого стал ваш брат, граф д’Алескар?

Элизабет д’Алескар, высокая и бледная особа в траурной вуали, отличалась величавой красотой; ее замкнутое лицо временами подергивалось от сдерживаемых рыданий. Она ответила:

– Я предпочла бы хранить молчание и никого не обвинять. Но поскольку вы готовы взять на себя эту тяжкую ношу, я готова отвечать на ваши вопросы, месье.

И Барнетт сказал:

– Мой друг, инспектор Бешу, хотел бы знать точно, когда вы видели брата в последний раз.

– Накануне, в десять часов вечера. Мы поужинали – как всегда, весело. Я очень любила Жана; он был моложе меня на несколько лет, и я, можно сказать, вырастила его. Мы были так счастливы вместе.

– Он вышел из дому ночью?

– Незадолго до рассвета, около половины четвертого утра. Наша старая няня слышала, как он уходил.

– А вы знали, куда он идет?

– Вчера он сказал мне, что хочет поудить рыбу прямо с террасы. Это было одним из его любимых развлечений.

– Итак, вам ничего не известно о том, что произошло между половиной четвертого и моментом, когда обнаружили его тело?

– Нет, известно. В четверть седьмого я услышала выстрел.

– Верно. Этот выстрел слышали не вы одна, а еще несколько человек. Но ведь это мог быть какой-нибудь браконьер?

– Вот и я подумала то же самое. Но все-таки встревожилась, встала и оделась. Когда я вышла на террасу, там, на другом берегу реки, уже были люди, и они несли тело к парку замка, так как с нашей стороны откос слишком крутой.

– Но ведь этот выстрел мог не иметь никакой связи с печальным событием. Иначе при осмотре тела наверняка обнаружили бы рану от пули, а ее не нашли.

Поскольку девушка колебалась, Барнетт настойчиво сказал:

– Прошу вас, продолжайте.

И тут мадемуазель д’Алескар заявила:

– Однако же я совершенно уверена, что между выстрелом и смертью брата существует прямая связь.

– Почему?

– Во-первых, потому, что у меня нет другого объяснения.

– Но может быть, несчастный случай…

– Нет. Жан отличался необычайной ловкостью и вместе с тем был крайне осторожен. Он никогда не стал бы рисковать жизнью, усевшись на слишком тонкий сук.

– И тем не менее сук сломался.

– Да, но ничто не доказывает, что он сломался именно под ним и как раз этой ночью.

– Итак, мадемуазель, вы абсолютно уверены, что имело место преступление?

– Да.

– И вы даже, причем при свидетелях, назвали виновного?

– Да.

– На чем вы основываете свои выводы – вот что хотел бы знать инспектор Бешу.

Элизабет ненадолго задумалась. Было видно, что ей мучительно больно вспоминать об этом ужасном событии. И все же через несколько секунд она решилась заговорить:

– Хорошо, сейчас я все расскажу. Но для этого мне придется вспомнить о событии, которое произошло двадцать четыре года назад. В то время мой отец разорился из-за бегства своего нотариуса и, чтобы заплатить кредиторам, был вынужден обратиться к одному богатому заводчику из Герэ. Тот одолжил отцу двести тысяч франков – с единственным условием: если он не погасит долг в течение пяти лет, замок, вместе с землями Мазюрэ, отойдет к нему.

– И этот заводчик был отцом Жоржа Казевона?

– Да.

– И ему очень хотелось заполучить ваш замок?

– Во что бы то ни стало. Он много раз предлагал купить его. Так вот, спустя четыре года и одиннадцать месяцев отец умер от воспаления мозга, и Казевон предупредил нашего дядю-опекуна, что мы должны освободить замок ровно через месяц. Отец не оставил нам никакого наследства. И нас выгнали. Мы с Жаном нашли приют у того самого дяди – он жил в этой усадьбе, притом на очень скромную ренту. Скоро он умер, так же как и Казевон-отец.

Барнетт и Бешу внимательно слушали девушку. Барнетт настойчиво спросил:

– Простите, но мой друг Бешу не очень понимает, каким образом те давние события связаны с нынешним несчастьем?

Мадемуазель д’Алескар с несколько пренебрежительным удивлением взглянула на молчавшего инспектора Бешу и, не ответив на этот вопрос, продолжала свой рассказ:

– Итак, мы с Жаном остались одни в этой усадьбе, напротив донжона и замка, которые издавна принадлежали нашим предкам. Для Жана это было настоящим горем, которое обострялось с течением времени, по мере того как формировался его ум и крепло самолюбие подростка. Он безумно страдал от сознания, что его выгнали из дома, который он считал своим наследием. Иногда, забросив развлечения и работу, он целыми днями рылся в наших архивах, разыскивая документы, повествующие о роде д’Алескаров. И вот однажды он обнаружил среди этих бумаг листок, на котором наш отец записывал свои доходы и расходы в последние годы жизни, – в частности, те суммы, что ему удавалось откладывать благодаря экономии и удачным земельным операциям. Там же находились банковские квитанции. Я поехала в этот банк и узнала, что отец за неделю до кончины вернул Казевону часть долга и взял двести тысяч франков наличными в счет его окончательного