готов преклонить перед ним колени!

– Ты шутишь! – вскричал Бешу. – Это совершенно невозможно, ведь мы обшарили весь дом, сверху донизу!

– О да, Бешу, сверху донизу – и свертки, и картонки, и дамские сумочки, и карманы, и шляпы. Я уж не говорю о консервных банках и пакетах с мусором – словом, перетряхнули практически все… кроме одной вещи. На приграничных вокзалах таможенники обыскивают багаж путешественников, но… не дипломатические чемоданчики. Вот и ты обследовал абсолютно все, кроме этого!

– Кроме чего – этого? – нетерпеливо вскричал Бешу.

– Угадай сам.

– Да говори же, черт тебя подери!

– Портфель бывшего министра!

Бешу вскочил со стула:

– Как?! Что ты говоришь, Барнетт? Ты обвиняешь депутата Туфмона?

– С ума сошел! Разве я позволил бы себе обвинять депутата?! Любой депутат, он же бывший министр, a priori вне всякого подозрения. А среди всех депутатов и всех бывших министров – одному Богу известно, сколько их развелось! – я считаю Туфмона самым невиновным. Хотя это не мешает ему служить, в глазах мадам Ален, укрывателем краденого.

– То есть он ее сообщник? Депутат Туфмон – сообщник консьержки?!

– Не совсем так.

– Но кого же ты обвиняешь?

– Кого я обвиняю?

– Да.

– Его портфель.

И невозмутимый Барнетт весело продолжал:

– Портфель министра, Бешу, это очень важный персонаж. В природе существуют господин Туфмон и его портфель. Они никогда не расстаются – где один, там и другой, и у каждого есть на это свои причины. Трудно представить себе Туфмона без портфеля, но еще труднее представить портфель Туфмона без Туфмона. Они неразлучны. И только иногда господину Туфмону случается положить свой портфель рядом с собой – например, чтобы поесть, или поспать, или сделать еще что-нибудь необходимое и будничное. В такие моменты портфель начинает жить своей личной жизнью и может совершить такие действия, за которые господин Туфмон никак не может отвечать. Именно это и произошло в утро похищения.

Бешу недоуменно пялился на Барнетта. Куда он клонит?

Но тот повторил:

– Да, вот так оно и произошло тем утром, когда были похищены твои двенадцать «африканок». Консьержка, перепуганная своим воровством и нависшей над ней опасностью, вдруг – о чудо! – замечает на камине портфель господина Туфмона, без его хозяина! Ибо депутат в это время спустился в каморку консьержки за почтой. Портфель он оставил у себя на камине и теперь распечатывает письма, пока вы двое – Никола Гассир и ты, Бешу, – рассказываете ему об исчезновении акций. И вот в этот момент мадам Ален посещает гениальная – иначе ее не назовешь! – идея. Пакет с акциями тоже лежит на камине, рядом с портфелем, но скрытый под газетами. Комнату консьержки еще не осматривали, однако скоро обыск начнется и там, и она будет разоблачена. Нельзя терять ни минуты. И мадам Ален проворно открывает портфель, вытаскивает из одного отделения какие-то бумаги и засовывает на их место пакет с акциями. Дело сделано. Никто ничего не заметил. И когда Туфмон выходит из дому, держа под мышкой свой портфель, он уносит в нем твои двенадцать «африканок» и все акции Гассира.

Бешу молчал – ему нечего было возразить. Когда Барнетт утверждал что-нибудь с такой уверенностью, Бешу поневоле оставалось одно – склониться перед неоспоримой истиной.

– Но ведь консьержке пришлось вернуть господину Туфмону его документы и прочие бумаги!

– Не думаю, – ответил Барнетт. – Консьержка не желала навлекать на себя подозрения и просто-напросто сожгла их.

– Однако… ведь он же мог хватиться бумаг?

– Нет.

– Как это «нет»? Не мог же он не заметить исчезновения такой пачки документов!

– Конечно мог, как не заметил и появления пакета акций.

– Но вот открывает он свой портфель и…

– Он его не открывал. Он никогда его не открывает. Портфель Туфмона – как и портфели многих других политических деятелей – всего лишь видимость, декорация, символ власти и призыв к порядку. Если бы он его открыл, то, уж конечно, потребовал бы вернуть ему документы и отдал бы акции. Однако он ничего не потребовал и ничего не вернул.

– Но как же он обходится, когда работает?

– А он и не работает. Человек не обязан работать только потому, что носит с собой портфель. Чтобы не работать, достаточно иметь портфель бывшего министра. И когда вчера вечером в палате депутатов (а я там был и, следовательно, знаю, что говорю) Туфмон выложил на трибуну свой портфель бывшего министра, министерство содрогнулось. Сколько нежелательных документов должно было находиться в портфеле этого великого труженика! Сколько цифр! Сколько статистических данных! Туфмон расстегнул портфель, но ничего не вынул из двух его туго набитых отделений. Время от времени он, не прекращая говорить, клал руку на портфель, словно намекая: «Все это у меня тут!» А там всего только и было что двенадцать «африканок» Бешу, акции Гассира да старые газеты. И этого оказалось достаточно, чтобы свалить министерство.

– Но откуда ты все это знаешь?

– Ответ прост: когда Туфмон около часу ночи вышел из палаты и направился домой, какой-то прохожий толкнул его, якобы нечаянно, и портфель шлепнулся на тротуар. Другой прохожий, сообщник первого, подобрал портфель и успел сунуть в него пачку старых бумаг вместо пакета с акциями, который и унес с собой. Должен ли я назвать тебе имя этого второго субъекта?

Бешу ухмыльнулся во весь рот. Теперь, когда у него в кармане лежали все его двенадцать «африканок», он находил эту историю с Туфмоном крайне забавной.

Барнетт сделал пируэт и воскликнул:

– Вот и весь секрет, старина; а чтобы раскрыть эти удивительные тайны, подышать воздухом этого дома и запечатлеть эту историю на бумаге, я диктовал свои мемуары и брал уроки игры на флейте. Это была очаровательная неделя! Флирт на четвертом этаже, развлечения на первом. Гассир, Бешу, Туфмон… и прочие марионетки, которыми я управлял, дергая за веревочки.

И знаешь, труднее всего было поверить, что Туфмон так и не догадался о мелких кознях своего портфеля и таскал в нем, сам того не ведая, дюжину твоих «африканок». Просто непостижимо! А уж что думала о господине Туфмоне консьержка!.. Представляю, как она удивлялась! Скорее всего она считала, что Туфмон попросту прикарманил двенадцать «африканок» и остальные акции. Ну и фрукт же этот Туфмон!

– Я, наверно, должен просветить его на сей счет?

– А зачем? Пускай продолжает таскать старые газеты и спать на своем портфеле! Нет, Бешу, никому ни слова об этой истории!

– За исключением Гассира, конечно? – сказал Бешу. – Я ведь обязан вернуть ему акции и тем самым посвятить в курс дела.

– Какие такие акции? – спросил Барнетт.

– Да те, что ему принадлежат, – ты же