в агентство «Барнетт и Ко», что на улице Лаборда. И подам официальную жалобу… правда, это потерянное время. А сейчас нужно действовать!

Он пытался держаться спокойно, как того требовал его статус инспектора полиции. Однако нервная жестикуляция и трясущиеся губы выдавали его крайнюю растерянность.

– Спокойно! – сказал он наконец Гассиру. – Еще не все потеряно. Из дома никто не выходил. Следовательно, нужно разыскать мою дюжину «африканок» до того, как похитители вынесут их отсюда. Это главное.

Для начала он допросил обеих девушек. Одна из них, машинистка, перепечатывала на дому циркуляры и доклады. Вторая давала уроки игры на флейте, также у себя на квартире. Обе они намеревались выйти из дома, чтобы купить продукты для обеда.

– Тысяча извинений! – бесстрастно сказал Бешу. – Но пока что дверь, ведущая на улицу, будет заперта. Господину Гассиру и двоим из его служащих придется безвыходно сидеть здесь. Третий клерк займется покупками для жильцов. Сегодня днем они смогут выйти и войти только с моего разрешения, и все их свертки, картонки, продуктовые сумки и прочие подозрительные емкости будут тщательно обыскиваться. Это приказ! Итак, господин Гассир, за работу! Консьержка проведет нас по квартирам.

Расположение квартир позволяло без трудностей произвести обыск. В доме было четыре этажа, на каждом по одной квартире; та, что на первом, в настоящее время пустовала. На втором этаже жил сам домовладелец, господин Гассир. На третьем – господин Туфмон, депутат и министр в отставке. На четвертом, разделенном на две маленькие квартирки, обитали машинистка мадемуазель Легофье и преподавательница игры на флейте – мадемуазель Авлин.

Нынче утром, в половине девятого, Туфмон отправился в палату, где председательствовал на заседании одной из комиссий; его хозяйством занималась женщина из соседнего дома, готовившая обед к возвращению депутата. Сегодня она еще не приходила. Тем временем Бешу подверг тщательному обыску квартирки обеих девиц на верхнем этаже. Затем он поднялся по приставной лестнице на чердак, обшарил там все углы и напоследок осмотрел задний двор и квартиру самого Никола Гассира.

Однако нигде ничего не нашлось. И Бешу горько оплакивал потерю своих «африканок».

К полудню вернулся депутат Туфмон. Этот важный парламентарий, обремененный своим портфелем бывшего министра, великий труженик, уважаемый всеми партиями, выступал крайне редко, но решительно, и его речи неизменно повергали в дрожь правящие круги. Он прошел мерным шагом в каморку консьержки, чтобы взять свою почту, и тут его настиг Гассир, рассказавший о том, что они стали жертвами воровства.

Депутат Туфмон выслушал его с задумчивым вниманием, коим удостаивал даже самые незначительные события, обещал свою помощь в том случае, если Гассир решит подавать официальную жалобу, и настоял на том, чтобы обыску подвергли и его квартиру.

– Кто знает, – сказал он, – может, грабитель воспользовался отмычкой…

Обыск состоялся; ничего не нашли. Похоже, дело было безнадежное; Гассир и Бешу старались как могли утешать друг друга, но их слова звучали неубедительно.

Наконец они решили подкрепиться в маленьком кафе, расположенном напротив дома, что позволяло им следить за всеми, кто входил и выходил. Инспектору Бешу кусок не шел в горло: потеря двенадцати «африканок» напрочь лишила его аппетита. Гассир жаловался на головокружение, и оба без конца судили и рядили о своем несчастье в надежде хоть как-то облегчить душу.

– Все очень просто, – сказал Бешу. – Кто-то забрался в вашу квартиру и прикарманил акции. Но поскольку этот кто-то не смог выбраться из дома, значит он там, в доме, и находится.

– Верно, черт возьми, – согласился Гассир.

– А если он в доме, значит, мои бумаги тоже там. Не могли же они улетучиться бесследно, мои двенадцать «африканок», будь оно все проклято!

– И мои акции тоже, – добавил Никола Гассир.

– Итак, мы вынуждены признать тот печальный факт, – продолжил Бешу, – основанный на неоспоримых доказательствах, что…

Он не договорил. В его глазах отразился внезапный ужас. Он смотрел в окно на другую сторону улицы, где фланирующей походкой шел какой-то человек.

– Барнетт! – прошептал он. – Барнетт?.. Это кто же его оповестил?

– Вы мне рассказывали о нем. Агентство «Барнетт и Ко» на улице Лаборда… – слегка смущенно признался Гассир. – И я счел, что в данных трагических обстоятельствах будет нелишним позвонить туда…

– Но это же глупо! – пробормотал Бешу. – Кто руководит расследованием, вы или я? Барнетту нечего тут делать! Он вообще крайне подозрительный тип. Нет, Барнетт нам здесь не нужен!

Сотрудничество с Барнеттом внезапно показалось ему самым рискованным делом в мире. Джим Барнетт в этом доме?!. Джим Барнетт, замешавшийся в это происшествие?! Да это же означает полный крах розысков и окончательную пропажу пакета акций, а главное, его двенадцати «африканок»!

Он в ярости выскочил из кафе как раз в тот момент, когда Барнетт уже готовился позвонить в дверь дома, загородил ему дорогу и хрипло, дрожащим голосом, приказал:

– Убирайтесь отсюда! Вы нам не нужны. Вас вызвали по ошибке. Оставьте нас в покое, и побыстрее!

Барнетт удивленно воззрился на полицейского:

– А-а-а, это ты, старина Бешу? Что же тут стряслось? С чего это ты такой встрепанный?

– Я сказал: убирайтесь!

– Ого, значит, то, что мне сообщили по телефону, очень серьезно! Похоже, тебя здорово обчистили. Так ты, стало быть, не нуждаешься в моей помощи?

– Убирайся! – проскрежетал Бешу. – Знаем мы, в чем выражается твоя помощь! Облегчаешь людям карманы!

– А ты, видно, боишься за свои «африканки»?

– Вот именно… если ты ими займешься.

– Ладно, не будем больше о них говорить. Выпутывайся сам как знаешь.

– Так ты уйдешь или нет?

– И не подумаю. Мне есть чем заняться в этом доме.

И он обратился к Гассиру, который в этот момент подошел к ним и открыл входную дверь своего дома:

– Простите, месье, не здесь ли проживает мадемуазель Авлин, преподавательница игры на флейте, лауреат второй премии Консерватории?

Бешу даже поперхнулся от возмущения:

– Да, именно здесь, поскольку ты видишь ее фамилию на дверной табличке…

– Так в чем же дело? – возразил Барнетт. – Разве мне запрещается брать уроки игры на флейте?

– Только не здесь!

– Извини, но я просто обожаю игру на флейте!

– Я категорически против…

– А мне плевать!

И Барнетт вошел в дом с таким решительным видом, что никто не посмел его задержать. Бешу оторопело смотрел, как он поднимается по лестнице.

Похоже, договор с мадемуазель Авлин состоялся, ибо десять минут спустя они услышали доносившиеся с четвертого этажа неуверенные звуки флейты, выводившей гаммы.

– Вот прохвост! – пробормотал Бешу, совершенно убитый потерей своих двенадцати «африканок». – Господи, куда мы придем с этим-то негодяем?!

И он яростно продолжил поиски. Обшарил пустой вестибюль, затем комнатку консьержки, куда воры могли забросить пакет