Путешествие не обошлось без инцидентов, например, когда при раздаче дорогих подарков, которые Тито привез для принимающей стороны, началась жуткая свалка, маршал безропотно сказал: «Пусть каждый возьмет, что хочет»[1843]. Обобщающее коммюнике о переговорах с местными политиками, наброски которого, очевидно, были написаны заранее, адаптировали к местным условиям, но всегда подчеркивали сотрудничество и равенство между государствами и осуждали «империализм», «колониализм» и «неоколониализм». Главной новинкой, которую «изготовили» югославские теоретики, была констатация, что разница между развитым севером и неразвитым югом представляет угрозу для мира во всем мире. Эту идею поддерживал прежде всего Эдвард Кардель, и в беседе со шведским экономистом Гуннаром Мюрдалем он развил ее далее. Воспринял ее и Тито, и уже 14 мая 1957 г. в интервью британской газете Daily Herald потребовал организованной поддержки для неразвитых государств и земель, поскольку это «представляет первое необходимое условие благосостояния мира»[1844].

В Каире Тито уже в девятый раз встречался с президентом Насером, с которым говорил об организации конференции неприсоединившихся стран. О ней год назад в Нью-Йорке на генеральной сессии ООН Тито и Насер беседовали с Неру, Сукарно и Нкрумой [1845]. При этом возникла путаница, так как Тито во время прогулки по Нилу пытался убедить Насера, что идею поддерживает и Неру, хотя на самом деле он на нее смотрел с большим сомнением. Когда внешнеполитический советник Тито Велько Мичунович, находившийся непосредственно на встрече, указал, что это не так, Тито раздраженно сказал, что Неру еще не с нами, но наверняка будет. Он потом один на один жестко выговорил Мичуновичу за то, что он дерзнул противоречить ему при Насере. Произошло, вероятно, наиболее сильное вербальное столкновение в жизни Тито. Говорят, что никогда он не чувствовал себя хуже и был близок к тому, чтобы разрыдаться, когда рассказывал своему адъютанту Жежелю, как он был опозорен перед Насером[1846]. Мичунович не только дерзнул ему противоречить, но в последовавшей полемике сказал много неприятного о его деспотичном отношении к членам делегации и вмешательстве Йованки в политические и государственные дела, в которых она ничего не смыслила. Он пошел еще дальше, отчитав Тито за то, что он ведет себя как восточный сатрап: «Что бы вы не делали, наша страна дорого стоит. Речь идет о таких растратах, что мне стыдно, что я в этом участвую»[1847]. Их столкновение было лишь верхушкой айсберга, поскольку во время путешествия на «Галебе» установилась атмосфера крайней напряженности между Тито и его окружением, между Тито и Йованкой, между Йованкой и всеми их попутчиками, пришедшими в ужас от полученного опыта, достойного «восточного двора». Из-за всего этого Тито был в плохом настроении и скоро прекратил всякое общение с делегацией и не появлялся на людях даже в свободное время.

Добрица Чосич, известный писатель, был приглашен в путешествие, чтобы описать его. Но о подробностях того, что он пережил, Чосич охотнее бы молчал. Впечатления, которые он всё же записал в свой дневник, были уничижающими: «Я просто заболел из-за разочарования в Тито и товарищах. На “Галебе” я осознал, что руководство Союза коммунистов Югославии с Тито во главе является монархической, бюрократической олигархией, морально лицемерной и без тормозов в своем стремлении к власти»[1848]. После возвращения Тито хотел, чтобы Велько Мичуновича, Лео Матеса и Лазаря Колишевского, с которыми он также ругался во время путешествия, партия подвергла наказанию. Ввиду примирительного вмешательства Ранковича всё обошлось, хотя они и были на некоторое время устранены из окружения маршала. Лео Матес потерял свое место секретаря. Ни Тито, ни Йованка не простили Ранковичу, что он не применил к этим «грешникам» тех мер, которые они хотели [1849].

Несмотря на инциденты, вызвавшие неприятный осадок, идея о конференции неприсоединившихся дала побеги, ведь было ясно, что нужно «реформировать ООН». То, насколько необходимо было превратить движение, которое не входило ни в один из блоков, в действенное орудие мира, подтвердила новость, которая пришла в тот же день, когда Тито сошел на берег в Египте, – 17 апреля. Стало известно, что группа кубинских эмигрантов, которую собрало ЦРУ, в бухте Кочинос попыталась раздуть искру восстания против режима Фиделя Кастро. Безуспешно. Тито и Насер 22 апреля 1961 г. в Александрии подписали совместное послание, а в итоге к инициативе присоединился и Неру в надежде воспрепятствовать ее слишком радикальной направленности. B письме главы 20 «неприсоединившихся» государств были приглашены принять участие во встрече в верхах. Затем с 5 по 13 июня в Каире прошла подготовительная конференция, на которой дипломаты из 21 афро-азиатской страны и Югославии подготовили рабочий распорядок запланированной встречи, не без полемики и разногласий, поскольку было трудно определить значение таких понятий, как «нейтральность», «неприсоединение», «независимость»[1850]. Проще всего было принять решение о проведении конференции 1 сентября 1961 г. в Белграде. Это, конечно же, означало большой успех югославской дипломатии, так как Югославия как единственное европейское государство (если исключить Кипр) встала во главе движения, которое объединило треть человечества, четверть голосов в ООН и представляло собой воплощение «мировой совести». При этом, конечно же, невозможно не упомянуть тот факт, что по сравнению с Западным или Восточным блоками оно не имело почти никакого экономического и военного веса. Может быть, поэтому конференция не встретила сопротивления ни со стороны Москвы, ни со стороны Вашингтона, которые сошлись в одном: они были удовлетворены тем, что на нее не был приглашен Китай. Весной 1960 г. именно столкновение между Кремлем и Пекином перешло рамки идеологической полемики и достигло фазы открытой враждебности[1851]. Наиболее остро на решение провести конференцию отреагировала Франция, поскольку наряду с другими 18 антиколониальными державами в Белград был приглашен Освободительный фронт Алжира как официальный представитель этого движения. Выражая протест, генерал Шарль де Голль, который был не расположен к Тито из-за его враждебного отношения к Драже Михайловичу, отозвал своего посла из Белграда [1852].