«…Ну, это мы еще посмотрим, – писал дядя Лека. – Теперь, родные мои, несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов…»

– Папа… – прошептала Мышка.

Марина сияющими глазами посмотрела на детей.

– Бог знает, что я уже передумала…

– Скворцов – это папа? Он уже Скворцов? – шепотом допытывалась Динка.

– Ну да… Тише ты! Не повторяй зря, – остановила ее Алина. – Мама, читай…

– Что еще про папу? – нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки.

– Да… Значит, он был председателем… В первый раз мы не вместе… Интересно, как прошел съезд… Но тут об этом ничего нет… Ах, вот еще что-то о папе: «Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что Скворцов работает инженером путей сообщения… И еще у меня есть приятная весточка для вас – виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей… И еще один человек, который подарил вам свою книжку «Моя новая мама», особенно интересовался, как ведет себя Динка…»

– Я? – встревожилась Динка. – Это про меня?

– Ну конечно… Вот читай… – показывая ей письмо, подтвердила Марина.

– Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверное, все знают! – пугнула сестру Мышка, с трудом удерживая смех.

– А что же знают? Что знают? – не на шутку встревожилась Динка. – Я хорошая девочка… Я ничего такого не делаю…

– Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! – серьезно подбавила Алина.

– Да нет, – робко улыбнулась Динка. – Они просто ошиблись… Им про кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня… Правда, Леня?

– Да уж не знаю – правда ли, нет ли, – откашливаясь в кулак, пробормотал Ленька. – Вот мама напишет, как и что…

– Конечно! Ты напиши, мама, Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме не слышно… Ох, я делаюсь больной! – с огорчением сказала Динка.

Всем сделалось ее жаль.

– Ну, так это все выяснится! Правда всегда всплывет наверх, ты не беспокойся! – успокоила сестренку Алина.

– Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а я буду плохая! – закапризничала Динка.

– Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек Лене… Вот: «…Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело – учиться, все остальное суета сует!.. Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же дядя Лека, как и для девочек…»

Леня с гордостью выслушал эти строчки и смущенно сказал:

– Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое… Я да Вася!

– Подумаешь! – фыркнула Алина. – Ты одних лет со мной… И не воображай, пожалуйста… Он да Вася! Какие мужчины нашлись!

– Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда будем ему рады, пусть едет когда хочет!

Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать, что одна девочка, Динка, – может, вспомнит Волга – вихрастая такая, на утесе часто сидела, будет помнить ее… по гроб жизни…

Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за стола.

Над головой Динки сгущались черные тучи… Уже не раз классная дама вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя учителей и даже начальницу.

Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как и отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.

– Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! – в отчаянии жаловалась матери Алина.

Но Марина так закружилась со своими делами, с уроками стенографии, которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались от усталости.

– Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! – с досадой говорил Леня.

Алина обрушивалась с упреками на Леню:

– Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно смотреть в глаза ее учительнице!

Леня требовал ответа от Динки:

– Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все жалуются?

– Да почем я знаю? – невинно удивлялась Динка. – Просто, когда меня вызывают, девочки смеются…

– Так не ты смеешься, а они?

– Конечно, они.

– Ну вот! – с возмущением говорил Леня. – Собрали полный класс дурочек и жалуются!

– Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и смеются!

– Ну а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно? Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?

Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин дневник, Марина увидела тройку.

– Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять… И вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя жаловалась учительница…

Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее. Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и, чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:

– Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы…

Марина сразу насторожилась:

– Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?

– Нет, конечно… Но если уж она ко мне придралась…

– Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не виноват… Ты знаешь, Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему, надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?

Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс, и скромно поджала губы.

– Надо стать серьезной.

– Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет…

Динка была рада переменить тему.

– Мне в апреле, мамочка… целых десять лет! Правда, как быстро идет время! День за днем, день за днем…

– Дина, не хитри… И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе притворяешься такой дурочкой, так немудрено, что все подруги над тобой смеются!