Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я знаю, что я скажу! – выпятив нижнюю губу, храбрится Динка.
– Значит, ты хочешь, чтобы твою мать арестовали, да? – шепчет Хохолок. – Скажи, что ты грозила мне, а я стоял за памятником…
Но полицейский спокойно идет своей дорогой. Когда звон его шпор затихает, губы мальчика расползаются в смешливую улыбку, темные глаза щурятся.
– Ты вообще какая-то смешная… Ходишь по дорожкам и все приглядываешься к чему-то… Я давно слежу за тобой!
– Я приглядываюсь к весне, а вот к чему ты тут приглядываешься? Думаешь, я полицейского испугалась? Фью! – хвастливо присвистнула Динка. – Да я их видела-перевидела в своей жизни целыми кучами!.. Ты в каком классе? – вдруг спрашивает она, взглянув на пряжку пояса, туго стягивающего складную фигуру мальчика.
– Я в четвертом. А ты?
– Я во втором, а перейду в третий. Со всеми пятерками!
– Ого! Со всеми пятерками! А я почему-то думал, что ты двоечница.
– Ну да! Я уже целый месяц как отцепилась от двоек!
Мальчик покачал головой.
– Двойки как репей, – задумчиво сказал он. – Прицепятся к человеку, и куда он, туда и они! У меня есть одна такая, по русскому письменному… А уже скоро экзамены. Надо исправиться!
– Исправляйся, – сказала Динка. – Я уже исправилась!
Около выхода из сквера стояла девочка с корзинкой мохнатых фиолетовых цветов. Внутри каждого цветка желтела пушистая сердцевинка с дрожащими усиками.
Динка ахнула и вцепилась в рукав своего товарища:
– Цветы! Цветы! Это настоящие! Живые! О, купи мне! Пожалуйста, купи!
Андрей смущенно порылся в карманах, глаза его часто замигали.
– У ме-ня н-нет де-нег, – заикаясь, сказал он. – Но я нарву тебе таких цветов! Я знаю, где они растут! В Пуще-Водице, около пруда! Их там целые тысячи! Там вся поляна фиолетовая от них! – внезапно загораясь, добавил Андрей.
– Так пойдем туда сейчас! – в восторге подпрыгнула Динка.
– Да нет, – улыбнулся Хохолок. – Туда надо ехать. Это же Пуща-Водица, она под Киевом! Туда надо ехать с утра!
– С утра? Так поедем завтра!
– Но завтра ведь будний день, тебе надо в гимназию, а мне в реальное!
– Чепуха! Я не пойду в гимназию. А ты тоже согнись вот так с утра, как будто у тебя живот болит, а потом мы уедем!
Динка схватилась обеими руками за живот и придала своему лицу такое выражение, как будто у нее внезапно начались колики. Андрей расхохотался, а потом серьезно сказал:
– Нет, притворяться я не буду. Я не люблю вранья! Мой отец никогда не врет, и я никогда не вру.
– Но ведь каждый человек хоть иногда врет, тогда и ты можешь, – попробовала схитрить Динка, но, видя, что брови мальчика нахмурились, замолчала. Потом снова с жаркой мольбой стиснула на груди руки: – Хохолок!.. Знаешь что, Хохолок! Тогда просто скажи своему отцу и своей матери и даже в реальном, что зацвели самые первые мохнатенькие фиолетовые цветы!
– Эти цветы называются «сон», – растроганно сказал Андрейка. – И мы поедем за ними завтра же! Только я никому ничего не скажу, там ведь взрослые люди, они этого не понимают. Мы поедем, и все! – решительно добавил он.
– Конечно. Поедем, и все! Что нам? Сядем да поедем! Где ты скажешь, там мы и вылезем. Может быть, на пруду, а может, на той самой полянке…
Динка шла и болтала. Счастливая его обещанием, она сразу стала такая кроткая и послушная, что Хохолок с удивлением поглядывал на нее сбоку и думал:
«Нескучная девчонка… То такая, то сякая… Поеду уж… Повезу ее…»
И, морща лоб, он заранее придумывал, как оправдает свой пропуск в училище, ведь еще ни разу в жизни без уважительной причины он не пропустил ни одного дня…
Отец Андрея был рабочим в Арсенале. Этот суровый, замкнутый человек редко находил для сына ласковые слова, но зато строго взыскивал с него за малейшую провинность.
– Ты для меня только тогда сын, когда я вижу в тебе честного человека, рабочего.
Андрейка боялся отца, уважал его, но больше любил мать, слабую, болезненную женщину, баловавшую сына потихоньку от отца. У Андрея не было ни сестер, ни братьев, поэтому чужая девочка, так смешно и ласково называвшая его Хохолком, интересовала и располагала его к себе.
«Поеду уж… Будь что будет!» – думал он, слушая ее счастливую болтовню.
Утром дул прохладный ветерок. Динка выскочила из дома в одном форменном платьице. За воротами она вытащила из ранца свежий белый передник и, тщательно расправив на плечах крылышки, появилась перед Андрейкой.
– Зачем ты белый передник надела? – удивился мальчик, торопясь к остановке трамвая.
– Ничего. Пускай… – неопределенно махнув рукой, ответила Динка и, пригладив растрепавшиеся волосы, улыбнулась: – Ведь мы же в гости едем…
Чисто вымытое лицо ее лоснилось и блестело, как будто она яростно терла его мочалкой, и даже глаза казались промытыми горячей водой с мылом – такие чистые, синие, счастливые глаза были у Динки, что Андрей не хотел даже думать, что его ожидает за эту самовольную поездку.
В трамвае, пока проезжали по городским улицам, оба чувствовали себя неспокойно. На остановках все время вскакивали учащиеся, и гимназистки удивленно поглядывали на маленькую ученицу в пышном белом фартуке. Куда это она так разоделась? Экзаменов у нее нет, отпускать на лето малышей еще рано… Андрей тоже с опаской поглядывал на дверь. Усевшись с Динкой около окна, он шепотом сообщал ей название улиц, по которым они проезжали. А когда трамвай выбрался за город и покатил по лесной дороге, Динка забыла все свои страхи и прильнула к окну.
– Смотри, смотри, – говорила она, боясь показывать пальцем, – вот уже лес! А вот и солнечные зайчики! Вон прыгают по земле, под елкой! Сейчас солнышко поднимется, и станет совсем тепло! Вот уже поднимается! Посмотри, какое горячее стекло стало. Потрогай!
Хохолок потрогал стекло, оно было совсем не горячее. Динке хотелось тепла, нос у нее покраснел и щеки покрылись мурашками. Забеспокоившись, она шепотом попросила:
– Дай мне носовой платочек.
Андрейка ощупал карманы.
– Где-то мать клала… – сказал он.
– Надо самому о себе заботиться. Как вот я теперь буду? – заворчала было Динка, но чистый, сложенный вчетверо платок неожиданно нашелся.
– Бери насовсем, – великодушно сказал Андрейка.
Но Динка вытерла нос и сунула ему платок обратно.
– Потом опять дашь, если надо будет, – рассеянно сказала она, снова прилипая к окошку.
Весеннее солнце понемногу начинало согревать землю. Дорога сворачивала то вправо, то влево. В глубине распушившегося зелеными почками леса празднично белели нарядные березки с молодыми, только что вылупившимися листочками, кое-где виднелись редкие, заколоченные на зиму дачи.