– Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. – вмешался Леня.

– Ну, это утешенье ты оставь для себя, – перебила его Алина.

– А когда артист выступает, так тоже все смеются, – вскинулась задетая за живое Динка. – Если в цирке, например…

– А! Вот в чем дело! Так класс – это не цирк, а ты даже не клоун, ты Петрушка, – резко сказала Марина и, глядя в упор на девочку, добавила с презрительной, уничтожающей улыбкой: – У вас там, кажется, много богатеньких барышень, и ты, дочь революционера, папина дочь, кривляешься перед ними, как Петрушка!

– Мама, не надо так… – вскочила Мышка.

Динка, взревев, бросилась к Лене. Ленька, готовый защищать ее от целого света, только перед одним человеком не смел поднять свой голос.

Прижимая к себе Динкину голову, он гладил ее, в смятенье повторяя:

– Молчи, молчи… Мама правду сказала… Мать зря не скажет… – И, давая волю накипевшему в нем раздражению против смешливых Динкиных подруг, грозно пообещал: – А с этими барышнями, что до смеха сильно охочи, я живо расправлюсь! Они у меня больше не посмеются, мозглявки эдакие!

В этот вечер Динка долго не могла заснуть; она лежала и плакала, плакала, не зная еще, что человеку не так-то просто рассчитываться за сделанные им ошибки…

Два дня Динка ходила строгая, притихшая, а девочкам, которые приставали к ней с расспросами, неизменно отвечала:

– Я не буду больше вас смешить, я вам не Петрушка! Смейтесь сами над чем хотите!

Девочки недоумевающе переглядывались. Но на третий день в гимназии случилось происшествие, заставившее их новыми глазами взглянуть на свою подружку.

Перед большой переменой к Динке подошла Муха и, пряча что-то в своем маленьком кулачке, шепнула:

– Я принесла двойные булавки… Пойдем в зал, там старшие прогуливаются…

Муха хихикнула и оглядела класс своими быстрыми глазками. Несколько девочек, собравшись в уголке, разложили на партах свои завтраки.

– Пойдем, – морща носик и прижимаясь гладко причесанной головкой к Динкиному плечу, снова зашептала Муха.

– Куда? – не поняла Динка.

– Да в зал… Там старшие ходят… Сколем юбки булавками, а потом по звонку они – трык… в разные стороны… Ха-ха-ха! – зажимая ладошкой рот, захихикала Муха.

Динка схватила ее за руку:

– Ты с ума сошла?! Не смей этого делать! Они порвут платья!

– Да не кричи! – испугалась Муха. – Я ведь только для смеха сказала.

– Нет! Ты не для смеха, ты булавки принесла! Дай сюда булавки!

– На-на! Подумаешь – испугалась! Я ведь только предложила. Не хочешь – не надо!

Муха бросила на парту булавки и убежала. Динка развернула свой завтрак. Через несколько минут, когда по коридорам прокатился школьный звонок, в класс примчалась Муха. Запыхавшись от быстрого бега, она подняла крышку парты и спрятала под ней свое красное, беззвучно хихикающее личико… Динка, почуяв недоброе, выбежала из класса.

В опустевшем зале, где только что парами, тесно обнявшись, гуляли старшие школьницы, Динка увидела Алину. Она стояла в группе других учениц и о чем-то говорила с классной дамой. Неподалеку от нее несколько девочек, возмущаясь и охая, утешали одну из подруг, которая, сидя на полу и горько плача, держала в руках рваный подол своего коричневого платья… Другая девочка тоже рассматривала разорванную в двух местах юбку, и щеки ее горели от обиды и возмущения.

В глубине зала показалась маленькая фигурка начальницы гимназии. Она шла, покачивая седыми буклями и взволнованно перебирая четки.

Завидев ее, девочки мгновенно смолкли, и в наступившей тишине было слышно только легкое шуршание синего шелкового платья начальницы. Классная дама поспешила к ней навстречу. В это время Алина нечаянно оглянулась и встретила испуганный взгляд прижавшейся к стене Динки… Одну секунду сестры глядели друг другу в глаза, потом Динка повернулась и бросилась в свой класс. Урок еще не начинался, девочки беспорядочно толпились около парт. Динка, расталкивая всех, кто попадался ей на пути, и словно ослепшая от бешенства, кричала:

– Где Муха? Где Муха?

Завидев нырнувшую под парту гладенькую головку Мухи, Динка с яростью шлепнула ее ладонью по спине… Удар пришелся на острую, торчащую из-под платья лопатку, и Муха, жалобно пискнув, присела на пол.

– Ты дрянь, дрянь! Они порвали платья! Я говорила тебе!.. – топая ногами, кричала Динка.

– Тише! Тише! Учительница идет! – бросаясь к ней, предупредили девочки.

Динка, тяжело дыша, села на свое место. В ушах ее слышался плач девочки с разорванным подолом, перед глазами стояло побледневшее лицо Алины, а в ладони все еще сохранилось ощущение острой торчащей лопатки Мухи.

Учительница взволнованно рассказывала о происшедшем случае, уговаривая виноватых сознаться… Муха бросала на Динку испуганные, умоляющие взгляды. Динка молчала. Девочки тоже молчали. Дознанья с классной дамой, а потом и с начальницей не дали никаких результатов. Виноватых не было… И все же какая-то тоненькая ниточка подозрения привела во второй класс и остановилась возле парт, где сидели Муха и Динка.

Классная дама вручила обеим девочкам гимназические повестки о вызове родителей. Динка с глубоким вздохом положила повестку в свой ранец.

«И зачем это вызывают мою маму?» – тревожно подумала она.

Муха с помертвевшим от страха личиком вцепилась в ее рукав.

– Отец меня убьет, если узнает… Он убьет меня… – в отчаянье зашептала она, но Динка, не взглянув на нее, вышла.

В раздевалке тревожно шептались девочки:

– Ой-ой… Ее отец такой страшный… Один раз осенью он так избил Муху, что она неделю не ходила в класс. Ой, девочки! Что же теперь будет? Ведь это она, конечно, она…

Всю дорогу домой Динка бежала, ей все время чудился взгляд старшей сестры, когда она увидела ее, Динку, в зале. По этому взгляду было ясно, что виновницей всего случившегося Алина считает Динку…

А если это так, то сейчас она уже рассказала об этом дома и сама лежит с компрессом на голове. А мама… Неужели мама поверит, что ее дочка могла сделать такую гадость?

Динка вспомнила свои недавние слезы и сухое, холодное лицо матери. Сердце у нее больно сжалось. Она спешила домой, рассчитывая еще до прихода матери убедить в своей невиновности Алину.

Но это ей не удалось. Алина лежала с сильной головной болью, Динка бросилась к ней, но Вася молча взял ее за руку, молча сунул ей коньки и вывел на крыльцо.

– Ты видишь, что творится? Чего же ты добиваешься? Иди на свой бульвар и катайся там до одури, пока я тебя не позову!

– Подожди, Вася… Я хотела только рассказать…