Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – заливались подружки. – Арсеньева! Динка! Покажи батюшку!
Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо восклицая:
– Де-ти мои! Господь-бог наградил Давида божественной силой, и слабый Давид победил Голиафа!
Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали Арсеньеву, с ними не было сладу.
– Тише! Тише! – надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у доски, корчила смешные рожи. – В чем дело наконец?
Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный, невинный взгляд Динки.
– Они не дают мне отвечать урок, – скромно жаловалась та. Знаний, которыми так щедро наделила ее Алина, еще хватало, поэтому Динка не утруждала себя домашними уроками, разве только по русскому, когда задавали что-нибудь писать. По чтению Динка была первой ученицей, память тоже не подводила ее, и Марина, просматривая дневник младшей дочки, с удовлетворением говорила:
– Ну, кажется, наша Динка взялась за ум…
– Конечно. А что же мне, дурочкой быть? – скромно отвечала Динка, продолжая беззаботно развлекаться и развлекать других.
В ее классе было много богатеньких девочек, их провожали в гимназию гувернантки.
– Фрейлейн, застегните мне панталончики, я не могу сама! – дразнила их Динка, к общему удовольствию остальных.
Муха, вцепившись лапками в Динкино плечо и щекоча ей ухо, шептала что-то, соблазняя на новые проделки.
– Отстань! Не шепчи! Ну тебя! – отталкивала ее Динка. По-настоящему девочку звали Нюрой, Муха – это было прозвище, данное ей в классе. Подруги не любили Муху, но жалели. У Мухи был очень злой отец. Говорили, что он сильно бьет ее за малейшую провинность. Говорили еще, что семья Мухи богатая, но скупая, поэтому Муха приносила на завтрак один только хлеб, и девочки делились с ней своими завтраками. Динка тоже жалела Муху, но дружить с ней ей было скучно.
Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить, отняли у нее ключ от «снегурок». Динка с криком бросилась на обидчиков. Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.
– Ага! – закричала, поднимаясь, Динка. – Ты так? Ну ладно!
Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот бросился на нее с кулаками. Динка, размахивая ботинком, забежала за скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер шевелил на его лбу темный хохолок.
– Эй, ты, Хохолок! – крикнула ему Динка. – Иди сюда сейчас же! Защищай меня!
Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в бегство.
Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его, как могла:
– Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверное, не мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит! Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!
– Да я же не знал! Ты сначала сама его била… – В разговоре мальчик слегка заикался.
– «Била, била»!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему, наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..
– Ну да! Хватила! – засмеялся мальчик. – В двадцать лет по буль-вару на-а коньках не катаются!
– А где же катаются?
– Нигде! Какое ему катание в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в воскресенье, когда музыка и-грает!
– А где же это? – живо заинтересовалась Динка. – Ты там катался?
– Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо! Каток блестит, музыка играет!
– Я пойду! Я с Леней пойду! – захлопала в ладоши Динка.
– А твой б-рат и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!
– Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме, мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! – обиженно затараторила Динка и побежала домой.
Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток, и новое знакомство.
На крыльцо выбежала Мышка:
– Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!
– Какие письма? От Лины? – всполошилась Динка.
– От Лины, от дяди Леки…
– А от Кати?
– Катя написала дяде Леке… У ней родился мальчик!
– Мальчик! – подпрыгнула Динка. – Хорошенький?
– Наверно, только он еще совсем грудной… Идем скорей!
Девочки вбежали в комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.
– Мамочка! Вы уже все прочли?
– Тише! Мама читает, – остановила ее Алина.
После многих низких поклонов Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.
– «…Так бы и полетела я к вам, – писала Лина, – а уж об Никиче и говорить без слез не могу, совсем затосковал старик – одна ему отрада ваши письма… Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но все его к вам тянет… Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а тогда и помереть можно… Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и без того плох, все ночи кашлем мается…»
– Ох, мамочка… – умоляюще прошептала Динка. – Возьми его скорей!
– Пошлем телеграмму, да, мамочка? – взволновалась Мышка.
– Конечно, пошлем, это же папин друг! – поддержала сестер Алина.
– Надо бы взять Никича, – несмело отозвался Леня. – Я бы здесь поухаживал за ним…
– Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать весны? Как бы он не простудился дорогой… – озабоченно сказала Марина.
Но Алина деловито предложила:
– Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!
– А пока давайте писать ему каждый день! – самоотверженно сказала Мышка – она терпеть не могла писать письма и никому не писала.
– Мышка, может, не соберется, а я буду! – пообещала Динка.
– Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний раз послать старику привет, – расстроилась Марина.
В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать за постройкой винного завода.