Когда вследствие множащихся слухов в Либаве запахло жареным и на горизонте замаячили неприятности, Мясоедов в 1909 г. «почти одновременно с Сухомлиновым»[1438] в качестве представителя пароходства Фрейдбергов переселился в Петербург. Здесь он стал хлопотать о восстановлении на пограничной службе Министерства внутренних дел и 1 сентября 1909 г. направил объяснительную записку премьер-министру и министру внутренних дел (с декабря 1908 г.) Столыпину[1439]. В ней Мясоедов мелодраматично перечислял свои мнимые заслуги в трудное время революционной смуты, когда он якобы в силу своего авторитета пресек на корню забастовки железнодорожников и беспорядки среди местного населения, арестовал множество революционеров и конфисковал десятки тысяч экземпляров революционных публикаций. Охранке и ее агентам, писал Мясоедов, он всегда оказывал полное содействие, а также — тут он ловко постарался обойти препятствия к своему восстановлению — хорошо ладил с немецкими соседями, сглаживал конфликты и пользовался их уважением. Говоря о собственных заслугах, Мясоедов сообразовывался с приметами времени: в момент роста межнациональной напряженности в приграничных губерниях он воззвал к Столыпину как родившемуся в Дрездене сыну остзейской немки; с политической точки зрения положение на российско-прусской границе после волнений революционного периода было уже взято под контроль, с военной — использование временной слабости России центральными державами еще не стало актуальным. Таким образом, проситель изображал себя оплотом социального мира в прежнем подведомственном районе, который мог даже похвастаться благоволением германского императора: «Германский император, до которого дошли слухи о моей служебной корректности и умении улаживать пограничные отношения, ежегодно, в течение 4 лет, удостаивал меня милостивым приглашением к своему высочайшему столу в имении Роминтен, чего он, вероятно, не сделал бы, если бы у меня была сомнительная репутация». Мясоедов просил прощения за выступление в суде, оправдывая допущенную «неловкость» советами своего еврейского адвоката — социал-демократа, и ходатайствовал о расследовании с целью установления его невиновности и восстановления его на службе. Столыпин на письмо не ответил, дал указание «не пускать его [Мясоедова] к границе ближе меридиана Самары», но поручил товарищу министра внутренних дел (с 1 января 1909 г.) и командиру Отдельного корпуса жандармов (с 24 марта) генералу П. Г. Курлову сообщить просителю, что расследование начато[1440].

Так как личная просьба к Столыпину плодов не принесла, Мясоедов завязал отношения с военным министром и попробовал вернуться на старое место с его помощью. Официальное знакомство четы Мясоедовых с военным министром состоялось в доме жены сенатора Викторова и «вскоре превратилось в тесную дружескую связь между обоими семействами». «Супруги Сухомлиновы уже в августе 1910 г. жили вместе с Мясоедовыми в Карлсбаде»[1441], где обе пары провели каникулы в роскошном отеле «Пупп». По возвращении из Карлсбада Сухомлинов связался по телефону со своим бывшим учеником и некоторое время киевским подчиненным Курловым и попросил его посодействовать возвращению Мясоедова на былое поприще[1442]. Курлов выступил с ходатайством перед Столыпиным, который своего мнения с прошлого года не изменил и категорически отказался призвать Мясоедова из запаса на действительную жандармскую службу. Тогда Сухомлинов, полагаясь на великодушие царя, также своего бывшего ученика, обратился прямо к нему — через голову Столыпина — и попытался уговорить его назначить Мясоедова на прежний пост высочайшим указом[1443]. Столыпин о данной попытке узнал и, выяснив у министра финансов В. Н. Коковцова подробности мясоедовских прегрешений в Вержболово (контрабанда и нелегальный ввоз оружия), воспротивился восстановлению в должности протеже Сухомлинова.

Эта история наделала шума. Председатель Государственной думы (1908–1911), соучредитель партии октябристов и сторонник Столыпина А. И. Гучков знал о ней: «Генерал Сухомлинов делает попытки привлечь к себе на службу Мясоедова и обращается к министру внутренних дел Столыпину с просьбой о возвращении Мясоедова на службу в корпус жандармов, с откомандированием его в распоряжение военного министра. Мне известно, что Столыпин настойчиво отказывал в этом ходатайстве и что в этом отказе его поддерживал и бывший в то время товарищем министра внутренних дел Макаров, которому была хорошо известна личность и прошлая служба Мясоедова»[1444].

После двукратного провала своих усилий Мясоедов поначалу ограничился налаживанием агентурных контактов в столице и упрочением отношений с Сухомлиновым и его кругом. Тем самым австро-венгерская и германская разведки заложили в России в 1909 г. базу на будущее, объединив проверенные годами, перспективнейшие связи Эвиденцбюро в киевском (и не только) окружении Сухомлинова с плодотворными связями германской секции IIIb с Мясоедовым и его людьми в приграничных северо-западных районах России в «резидентуру», оперировавшую в столице империи и за ее пределами, чью деятельность координировала поселившаяся в том же (1909) году в Петербурге по заданию секции IIIb немецкая семья Бауэрмайстер.

В связи с австрийской аннексией Боснии и Герцеговины бывший киевский генерал-губернатор Сухомлинов в 1908 г. был назначен начальником российского Генштаба, а в ходе последующего международного («аннексионного») кризиса в марте 1909 г. — военным министром. Он вступил на этот высокий пост в столице империи не без грехов за душой. В. А. Сухомлинов (1848–1926), дворянин из города Тельши многонациональной Ковенской губернии, начал военную карьеру с учебы в кадетском корпусе в Вильне; в 1874 г. окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Служа в кавалерии во время русско-турецкой войны (1877–1878), он удостоился высоких наград, а затем возглавил офицерскую кавалерийскую школу в Петербурге и с 1880 г. преподавал тактику великому князю Николаю Александровичу, будущему императору Николаю II. Николай сохранил к своему учителю теплые чувства, заставлявшие его закрывать глаза на известные слабости Сухомлинова — легкомыслие и расточительность. Родившийся под несчастливой звездой царь, склонный к унылому фатализму, как раз за умение радоваться жизни весьма ценил Сухомлинова, что способствовало карьерному взлету последнего: в 1899 г. генерал-лейтенант стал начальником штаба Киевского военного округа, а в 1902 г. помощником командующего округом, генерала М. И. Драгомирова, которого заменил после его выхода в отставку с началом русско-японской войны в 1904 г. В 1905 г., учитывая дальневосточную катастрофу и ее возможные последствия для русского западного фронта, Сухомлинова сделали киевским генерал-губернатором. Это была должность огромного значения с точки зрения политики безопасности. Киевское генерал-губернаторство, состоявшее из Киевской, Подольской и Волынской губерний, имело самую протяженную границу с Габсбургской империей и образовывало собственный военный округ, включавший также Черниговскую, Курскую, Харьковскую, Полтавскую губернии и гарнизоны IX и XXI армейских корпусов. В случае войны киевский генерал-губернатор автоматически принимал командование войсками, которые ему надлежало вести в бой с австро-венгерскими армиями.