Хронологическая последовательность событий указывает, что Людендорф начал добиваться увольнения Франца с поста офицера разведки штаба Обер-Ост, зная о провале миссии Колаковского. Его требование удалить Франца датировано 9 декабря 1914 г., когда Колаковский находился в российском посольстве в Стокгольме у полковника Кандаурова. Вероятно, Людендорф получил из Стокгольма донесение о неудаче вербовки и в одном из своих знаменитых припадков ярости потребовал уволить ответственного за нее офицера. Это было возможно, потому что за российским посольством в Стокгольме наблюдали агенты различных германских секретных служб и содержание его дипломатической и военной корреспонденции не оставалось для немцев тайной. Должно быть, известие о переходе многообещающего агента на другую сторону не на шутку разозлило и обеспокоило Людендорфа, ибо грозило поставить Обер-Оста в щекотливое положение. Если бы в Германии узнали о данных агенту «заданиях», особенно о задании убить великого князя, и в прессе появились заголовки вроде: «Обер-Ост вербует русского революционера-перебежчика для убийства русского Верховного главнокомандующего!» — это могло привести к серьезнейшей дискредитации Обер-Оста и сворачиванию тайных связей с внутренними врагами России. Отсюда и принятое впоследствии правило говорить о «ложности» подобных заявлений Колаковского.

С тех пор и немцы, и большевики изображали Колаковского лжецом и мошенником без всяких на то оснований[1402]. Колаковский по прибытии в Петроград 13 декабря был изолирован, взят под наблюдение и сначала допрошен в столице 17 декабря исправляющим должность генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба генерал-лейтенантом М. Н. Леонтьевым и его помощником капитаном А. М. Мочульским[1403]. Оба не усомнились в его правдивости. 23–25 декабря (5–7 января 1915 г.) Колаковского подвергли углубленным допросам, и ввиду значения его показаний его стало расспрашивать о пережитом Главное управление Генерального штаба в Ставке. Допросы продолжались до 11 февраля 1915 г. Русская контрразведка, проверявшая показания Колаковского и сличавшая их с показаниями других перебежчиков, получила за это время дополнительные доказательства истинности его слов[1404]. Схема ставших известными списков заданий оказалась единообразной: высшим приоритетом пользовалось убийство Верховного главнокомандующего.

Планы его убийства действительно вынашивались тогда как в петроградской «партии мира», так и в германской Большой ставке, в окружении рейхсканцлера и в штабе Обер-Ост в Позене. В российской столице Распутин, упорнее всего в тот период интриговавший перед царицей против великого князя, задался целью «утопить» «Верховного», как он его называл, и после его увольнения из Ставки (в августе 1915 г.) так и хвастался: «Я утопил Верховного!»[1405] В германской Большой ставке на эту возможность обратил внимание помощник рейхсканцлера Курт Рицлер, дипломированный философ, удачно пристроившийся в Министерство иностранных дел. 17 декабря 1914 г. Рицлер посетил штаб Обер-Ост в Позене, где — в отсутствие Людендорфа, находившегося в Берлине, — вел подробные разговоры с Гинденбургом и Хоффманом. Когда он задал Хоффману «вопрос о мире с русскими», тот заявил, что по военным причинам мир с Россией исключен. Он обосновал это численностью русских и их «упорством»: «…они никогда не бегут. Хороши в авангарде. Выносливость. Презрение к жизни». Когда же Хоффман вдобавок информировал Рицлера об «измене Австрии до самых верхов», последний посоветовал ему «убийство великого князя Николая, души сопротивления», ссылаясь на «всеобщее единое мнение, что без него Россия рухнет»[1406].

С этой инициативой Рицлер ломился в открытую дверь. Усилия Обер-Оста по устранению великого князя дошли до того, что в январе 1915 г. над русскими линиями разбрасывались листовки, рассказывавшие, будто отчаявшийся царь ищет у своих солдат помощи против интриг дяди и со слезами просит их не повиноваться вероломному и поднять оружие против него и всех, кто посягает на жизнь и безопасность царя[1407].

Рицлер продолжал обдумывать этот план в последующие дни и недели и 11 января 1915 г. (тогда уже стала совершенно ясна неудача миссий Колаковского, Руцинского и др.) высказал разочарование в связи с тем, что он никак не реализуется («Пустые игры с желательностью [убийства] Николая Николаевича»). Это не помешало ему 25 января снова приехать в Позен — Людендорф на сей раз находился в Южной армии — и провести «долгий разговор с Хоффманом». После всего, что он узнал, Рицлер предпочел вместо устранения великого князя обсудить «возможность русской революции»[1408] как другого варианта добиться краха России.

Записки Рицлера — не единственное свидетельство существования плана убийства. В окружении Людендорфа великий князь вообще слыл олицетворением зла[1409]. Кроме того, Людендорф мог иметь личные мотивы: если до сих пор главнокомандующий еще не разглядел сообщничество движущих сил в штабе русского Северо-Западного фронта с немецкими захватчиками, то это казалось лишь вопросом времени. Следовало опасаться, что, узнав обо всем, он полностью раскроет и ликвидирует сеть пораженческого заговора против российской государственной власти. Поэтому его своевременное устранение было в интересах Обер-Оста.

В. Николаи после войны публично оспаривал существование у германской стороны замысла убить русского Верховного главнокомандующего, но утверждал, будто в секцию или отдел IIIb обращались добровольцы с намерением уничтожить его и греческого премьер-министра Э. Венизелоса[1410]. Записки подполковника в отставке Зиферта доказывают, что план убийства Венизелоса исходил от отдела IIIb. То же самое относилось и к плану убийства Николая Николаевича Романова. В неопубликованных воспоминаниях, написанных в московской тюрьме[1411], Николаи признал, что оба покушения должен был осуществить его отдел, но не преуспел в этом. В случае великого князя, среди прочего, одному пленному русскому офицеру велели подобраться к жертве как можно ближе, переодевшись монахом, чтобы поразить ее наверняка.