Как офицер разведки штаба Обер-Ост Франц ведал в том числе проверкой военнопленных на пригодность к шпионажу, диверсиям и другим агентурным заданиям. При этом продолжала действовать достигнутая накануне войны между главой большевистской партии и секцией IIIb для нелегального пересечения границы договоренность об особом опознавательном знаке членов пораженческих революционных группировок: если пленный показывал условленным «знаком» свою принадлежность к коллаборационистам-пораженцам, его отделяли от остальной массы, одевали в штатское и со специальным заданием, снабдив деньгами и новыми документами, отправляли в место будущей работы, как правило, в Россию. В отношении прочих пленных Франц 22 октября 1914 г. составил следующий план: «1. Использование русских лиц в концентрационных лагерях. 2. Налаживание связей с русскими офицерами в лагерях военнопленных»[1379]. Этот план положил начало массовым попыткам рекрутирования агентов в лагерях военнопленных в Восточной Пруссии под руководством офицеров разведки. Вследствие недостаточной квалификации и недальновидности последних случались чреватые серьезными последствиями проколы (например, с Колаковским и Ермоленко), которые не только влекли за собой катастрофические провалы в текущем шпионаже для германской армии, но и в большой мере угрожали безопасности платных агентов в России (в том числе Мясоедова и Ленина). Однако Людендорф, невзирая на подобные неудачи, продолжал придерживаться такой практики и даже согласился распространить ее на лагеря военнопленных, находившиеся в Германии. Приказ прусского военного министра от 10 мая 1915 г. предписал «систематическое использование лагерей военнопленных с целью массового рекрутирования русских пленных для агентурной службы на их родине [подчеркнуто в тексте. — Е. И. Ф.]». Не только само рекрутирование производилось в строгой тайне — комендант любого лагеря военнопленных «отвечал за обязательное сохранение в секрете данного приказа». Приказом предусматривалось, что хорошо подготовленные офицеры разведки после внимательного изучения списков пленных и больных будут посещать нужных пленных в лагерях и лазаретах, проводить их допросы — «в принципе без свидетелей» — при закрытых дверях, допуская присутствие свидетелей лишь в случае обоснованной необходимости. Тем самым, с точки зрения офицера разведки штаба Обер-Ост, был «подготовлен путь для непредвиденного развития новой, сулящей успех отрасли разведки, на который разведка тотчас же со всей энергией вступила [подчеркнуто в тексте. — Е. И. Ф.]»[1380]. Чрезвычайно скудные плоды на выходе показали тщетность этих высокопарных претензий. Как вербовка русских шпионов, диверсантов и агентов в восточнопрусских лагерях, так и поиски агентуры в лагерях внутри страны дали минимальные результаты. Из большой массы пленных — не считая наделенных «знаком» — исчезающе малое количество проявило готовность к сотрудничеству, а из этих немногих самые способные после заброски за германские линии или по прибытии в первый же российский порт сдавались отечественным властям. Менее способные, схваченные в тылу русского фронта, охотно давали показания о полученных заданиях.

Когда в мае 1915 г. Гунтера Франца по настоянию Людендорфа отозвали из штаба Обер-Ост, на должность офицера разведки штаба заступил Фридрих Гемпп, бывшая правая рука В. Николаи в Восточной Пруссии. С его помощью Людендорф продолжил расширять полномочия этой службы, создавая новые отделы. В течение сентября — октября 1915 г. ей были подчинены все офицеры разведки при штабах армий восточного воинского контингента, а также переданы дела мобильного отдела IIIb на востоке. Но тогда В. Николаи, желая остановить процесс эрозии в своем ведомстве, против воли Людендорфа добился от ВК права независимой передачи докладов офицерами разведки Обер-Оста в его службу в Большой ставке, так что отныне они могли докладывать прямо «бюро начальника IIIb по восточным делам», не представляя перед этим свои доклады Обер-Осту[1381].

Людендорф не стерпел такого ограничения личной командной власти и возможности быть в курсе служебной корреспонденции разведывательного отдела и предпринял решительные шаги, чтобы не только поставить под свой контроль подразделения службы Николаи на востоке, но и — по выражению преданного Гемппа — «пользоваться разведывательным аппаратом ВК со своей стороны»[1382], т. е. полностью завладеть им. На рождественский сочельник 1915 г. он вызвал для доклада офицера разведки штаба Обер-Ост и его сотрудников и через них поставил новые задачи перед офицерами разведки подчиненных ему армий и офицерами германской разведки, прикомандированными к австрийским армиям; таковыми были майор Флек при австро-венгерском ГКА и капитан Хассе, который теперь находился при командовании австро-венгерской 7-й армии (армейской группы Пфланцера). На этом собрании выступили с докладами: капитан фон Винтерфельд (Винтерфельдт) — о «фронтовой разведслужбе» (в том числе о допросах и классификации пленных); лейтенант Бауэрмайстер — о секретной службе и агентуре; капитан резерва Рентцен — о «контршпионаже» в целом; директор военной полиции капитан резерва Хайзе — о «контршпионаже» тайной военной полиции на фронте и в этапном районе Обер-Ост; капитан резерва Бюнгер — о «контршпионаже» Центрального полицейского управления Литвы и Курляндии в административном округе Обер-Ост; капитан в отставке Берткау — о печати на территории Обер-Ост и строгой цензуре газет на языках национальных групп территории; майор в отставке Шмидт-Редер — о «паспортном деле», т. е. выдаче настоящих и поддельных паспортов. Изложение Гемппа создает впечатление, что Людендорф, строго руководя собранием, «преодолел конфликтное состояние» между «интересами ВК и Обер-Оста… для своей службы [подчеркнуто в тексте. — Е. И. Ф.]», т. е. разрешил тлеющий конфликт, самовольно подчинив весь аппарат своим целям. В феврале 1916 г. он окончательно прибрал к рукам разведывательный аппарат на востоке. Он распорядился, чтобы офицеры разведки при ША подали ему «схемы фронтов своих армий, которые наглядно демонстрировали бы организацию передачи сведений с отдельных участков фронта, с указанием имен, званий и местонахождения разведчиков-переводчиков. В итоге… офицер разведки штаба Обер-Ост получил приказ ежедневно представлять установленные разведслужбой на фронте… данные непосредственно начальнику Обер-Ост»[1383]. Тем самым он практически оборвал прямую коммуникацию между офицером разведки штаба Обер-Ост или отдельными его сотрудниками и В. Николаи в ВК. Впредь его тайные связи с коллаборационистами — врагами России оставались для ВК скрытыми.

Помимо отбора и вербовки подходящих военнопленных служба офицера разведки штаба Обер-Ост отвечала за «ведение активной борьбы со шпионажем»[1384], т. е. прочесывание местности и фильтрацию местного населения в поисках возможных русских шпионов. Гемпп благоразумно коснулся этой мрачной главы в истории деятельности офицеров разведки при Обер-Осте «лишь вскользь… с условием отдельной разработки позже», которой, разумеется, так и не последовало. Все же он признал, что «национальная раздробленность и вытекающая из нее смесь языков» сильно затрудняли эту задачу и зачастую мешали «совершенно недостаточному персоналу» находить правильные решения. За словами Гемппа скрывалась практика широчайшего, нарушающего нормы международного права произвола[1385] офицеров разведки Обер-Оста, которые отдавали тайной военной полиции, отвечавшей за исполнение их решений, приказы об освобождении, аресте или расстреле подозрительных лиц. Ввиду массы подобных дел аппарат тайной военной полиции при Людендорфе непрерывно разбухал и к концу его деятельности на посту начальника штаба Обер-Ост в августе 1916 г. состоял из директора, 15 комиссаров и 141 служащего плюс Центральное полицейское управление в Ковно. Этот большой аппарат специально набранных чиновников, по гражданской профессии чаще всего полицейских или юристов, претворял в жизнь решения некомпетентных, физически и психологически перегруженных офицеров разведки без всякой проверки со своей стороны. Масштабы его противоправных действий во всей полноте остались неизвестными. Однако известно, что только за один месяц (февраль 1916 г.) за предполагаемый шпионаж против группы войск Гинденбурга и 9-й армии были арестованы 515 чел., из них расстреляны 64. Всего за 1916 г. зарегистрированы 5133 случая якобы шпионажа: 731 чел. осужден, 417 чел. расстреляны[1386]. Уже эти немногие имеющиеся данные противоречат утверждению, будто связанная с именем Людендорфа оккупационная политика ориентировалась «в основном… на правила Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны»![1387]