Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто ты?
— Ценитель искусства.
— Не называй меня именем отца, — сказал Сзет. — Нельзя марать его связью со мной.
В сфере на стене наконец-то закончился буресвет, она упала на пол, занавеска приглушила звук падения.
— Хорошо, — согласился человек во тьме. — Но почему ты не бунтуешь против столь легкомысленного использования твоих способностей? Разве ты не был создан для величия?
— Нет ничего великого в убийстве, — возразил неправедник. — Ты говоришь, как кукори. Великие люди создают еду и одежду. Прибавляющего следует чтить. Я отнимающий. По крайней мере, убивая таких людей, как этот, я могу притвориться, что делаю благое дело.
— И это говорит тот, кто чуть было не разрушил одно из величайших королевств Рошара?
— Это говорит тот, кто совершил одно из самых гнусных убийств в Рошаре, — поправил Сзет.
Незнакомец фыркнул:
— То, что ты сделал, было лишь ветерком по сравнению со смертоносным вихрем, что осколочники поднимают на поле боя каждый день. А те вихри — ветерки по сравнению с ураганами, которые можешь устроить ты.
Сзет направился к дверям.
— Куда это ты собрался? — поинтересовался невидимка.
— Гавашав мертв. Я должен вернуться к хозяину.
Что-то упало. Сзет повернулся с осколочным клинком на изготовку. Незнакомец бросил что-то круглое и тяжелое. Оно покатилось по полу к Сзету.
Еще одна голова. Она остановилась, легла набок. Сзет застыл, разглядев лицо. Пухлые щеки покрыты пятнами крови, мертвые глаза в ужасе распахнуты — Маккек.
— Как? — спросил Сзет.
— Мы расправились с ним через несколько секунд после того, как ты покинул игорный притон.
— Мы?
— Слуги твоего нового хозяина.
— Мой клятвенный камень?
Незнакомец разжал кулак, демонстрируя самосвет, который держался на его ладони при помощи цепочки, обвернутой вокруг пальцев. Рядом, озаренный его светом, лежал клятвенный камень Сзета. Лицо незнакомца оставалось темным — он был в маске.
Сзет отпустил свой клинок и рухнул на одно колено:
— Приказывай.
— На столе лежит список, — сказал незнакомец, сжимая руку и пряча клятвенный камень. — В нем детально описаны пожелания нашего хозяина.
Сзет поднялся и подошел к столу. Рядом с головой, которая стояла на блюде, чтобы кровь не растекалась, был лист бумаги. Неправедник взял его, и буресвет высветил где-то два десятка имен, записанных воинским письмом его родины.
«Славы души моей...» — простонал про себя Сзет.
— Это ведь люди из числа самых могущественных в мире! Шесть великих князей? Селайский геронтарх? Король Йа-Кеведа?!
— Хватит растрачивать твой талант попусту, — сказал незнакомец и, подойдя к дальней стене, приложил к ней ладонь.
— Это вызовет хаос, — прошептал Сзет. — Распри. Войну. Боль, какую миру нечасто доводилось испытывать.
Камень на цепи на ладони незнакомца вспыхнул. Стена исчезла, превратилась в дым.
Духозаклинатель.
Человек в черном посмотрел на Сзета:
— Верно. Наш хозяин велел, чтобы ты использовал ту же тактику, которую прекрасно применил несколько лет назад в Алеткаре. Когда закончишь, получишь дальнейшие инструкции.
И он вышел через открывшийся проход, оставив Сзета в ужасе. Сбылся его кошмар. Попасть в руки тех, кто понимал его способности и был достаточно дерзок, чтобы использовать их правильно. Весь буресвет вытек из Сзета, а он все еще стоял и молчал.
Потом почтительно сложил лист и удивился, что руки не дрогнули.
А ведь вскоре должен был задрожать весь мир.
«Те, что из пепла и пламени, убивали, словно рой, и не склонялись перед Вестниками».
Замечено у Масли, с. 337. Колдвин и Хасава упоминают что-то в этом духе.
«Похоже, Ясна начинает к тебе благоволить, — вывело даль-перо. — Сколько еще ждать, пока ты сможешь совершить подмену?»
Шаллан, скривившись, повернула самосвет и написала в ответ:
«Не знаю. Как я и предполагала, Ясна не спускает глаз с духозаклинателя. Она носит его весь день. На ночь запирает в сейф, а ключ вешает себе на шею».
Снова повернув самосвет на пере, девушка принялась ждать ответа. Она находилась в своей комнате — небольшом, высеченном в камне помещении, входившем в предоставленные Ясне покои. Обстановка была простая: маленькая кровать, прикроватный столик да письменный стол, и больше никакой мебели. Одежда Шаллан оставалась в сундуке, который она привезла с собой. Голый пол без ковра, стены без окон — комнаты расположены в Конклаве Харбранта, глубоко под землей.
«Это весьма осложняет дело», — написало перо. Его держала в руке Эйлита, невеста Нана Балата, но все три оставшихся в живых брата Шаллан наверняка сидят там, в комнате в Йа-Кеведе, и принимают участие в разговоре.
«Думаю, она снимает его, пока купается, — написала девушка. — Когда она станет мне больше доверять, вероятно, я начну помогать ей принимать ванны. Не исключено, тогда и появится подходящая возможность».
«Это хороший план. Нан Балат хочет, чтобы я обратила твое особое внимание на то, что нам очень жаль, что заниматься этим приходится именно тебе. Наверное, тяжело так долго быть вдали от дома».
Тяжело? Шаллан взяла даль-перо в руку и замерла.
Да, и впрямь тяжело. Только вот тяжелее всего было не влюбиться в свободу, не слишком увлечься изысканиями. Прошло лишь два месяца с того дня, как Шаллан убедила Ясну взять себя в ученицы, а робости в ней уже было в два раза меньше, в то время как уверенности — в два раза больше.
Сложнее всего было понимать, что скоро все закончится. Прибытие в Харбрант на учебу оказалось, без сомнения, самым чудесным событием из всех, что случались с нею за всю жизнь.
«Я справлюсь, — написала она. — Это вам приходится нелегко, вы защищаете интересы нашей семьи дома. Как идут дела?»
Им понадобилось время, чтобы ответить.
«Неважно, — наконец написала Эйлита. — Скоро надо будет платить долги твоего отца, и Викиму едва удается отвлекать кредиторов. Великому князю нездоровится, и все хотят знать, на чьей стороне наш Дом будет в вопросе престолонаследия. Последняя каменоломня иссякает. Если станет известно, что ресурсов у нас больше нет, все обернется плохо».
