— Начинай готовиться к празднику, моя прекрасная госпожа.

Он отошел от нее. Заставил себя. Шаг, еще один, другой. И так до тех пор, пока спину не обожгло спасительное пламя. Вот только теперь казалось, что из него один за другим вытаскивают все органы, выдирают вены и тянут жилы. Чем дальше он отходил от Олеся, тем больнее становилось внутри. Тем более пустым он себя чувствовал.

Габор поднял шлем с кривыми рогами, как наросты на голове дракона. У шлема была металлическая маска с мордой Крампуса и алым лоскутом раздвоенного языка. Что ж… быть Крампусом не так уж и плохо, если тебя ждет желанная женщина.

Габор обернулся к Олесе и надел шлем:

— Через три дня. Жди меня.

* * *

Он шагнул в преисподнюю, слившись с бушующим пламенем. Олеся закусила губу, чтобы не разрыдаться. Сжала кулаки, заставляя себя стоять неподвижно и не броситься за ним, не вцепиться в его широченные плечи скрытые под чешуйчатыми доспехами.

Он был красив. Слишком. Должно быть, Бергандия еще не знала Крампуса красивее. И женщины будут сами предлагать ему сделки. А может ему начнут поклоняться, как божеству. Человек-дракон… Пламя бушевало вокруг него, а тонкий кожаный плащ развевался за плечами, как два огромных черных крыла. Он действительно был драконом, готовым сжечь все вокруг. Сжечь ее…

Габор обернулся. Надел рогатый шлем, скрывая свое лицо. Опустил забрало, и на Олесю взглянуло пугающее и в то же время безумно родное лицо. Теперь Крампус не пугал. Теперь она жаждала пойти за ним. Лишь бы не расставаться даже на день. Даже на секунду.

— Через три дня. Жди меня.

Сжав зубы, она закивала до боли в шее. Одними губами прошептала «Да». Он отвернулся и пошел вперед, сливаясь с сизыми клубами дыма. Даже там он был на своем месте. Кто еще, как не ее храбрый господарь, сможет защитить людей от тьмы и зла? Кто еще сможет командовать демонами и забирать грешников вместо невинных людей?

Дым совсем скрыл его блестящие доспехи, похожие на чешую сказочного монстра. Сказочного героя. Дыма становилось так много, что в конце концов, он стал сплошной каменной стеной.

Исчезла лава, больше не было огненных ручейков, и даже гарь пекла не ощущалась. Только перья до сих пор усеивали пол. Олеся расчистила ногой центр, чтобы изображения двух драконов, держащих монетки, ничто не скрывало. Вот и все… Ей остается только ждать. Ждать и верить, что спустя три дня он придет. Олеся медленно побрела к стене, за которой скрывалась преисподняя. Прижала ладони к шершавым камням. Боже, какие же они холодные…

Как будто ничего и не было. Три дня. Ей ведь нужно продержаться лишь три дня. А потом всю зиму. Всю долгую зиму, и он придет. А вдруг, там он забудет о ней? Нет, не забудет… Ради нее он пришел сюда. Ради нее сражался с демоном. Ради нее стал одним из них.

А она ради него станет самой красивой. Чтобы через три дня у него перехватило дыхание. И чтобы уходя в преисподнюю он думал о том, как бы скорее вернуться к ней.

* * *

Олеся вышла из башни, тихонько прикрыв за собой дверь. На крутой лестнице дожидались принцесса и Морозный Дед.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на нее сочувствующим взглядом:

— Ушел?

Олеся исподлобья взглянула на старика и начала спускаться:

— Вы и сами знаете…

— Иначе нельзя было. Здесь свои законы. И я нарушил главные из них, чтобы ты получила жизнь со своим господарем.

— Это вы заставили его стать… — Она осеклась, взглянув на принцессу, которая рассматривала стену. — …тем, кем он стал.

— Он спасал тебя.

— Значит, это я теперь во всем виновата? — Она и сама чувствовала свою вину.

Если бы она не появилась здесь… Если бы не попала в тело несчастной Маргит… Если бы не полюбила Габора… Миллион «если бы», которые делали ее горько-соленое счастье почти ядом.

— Наверное, я должна сказать «спасибо». За него. И за… за то, что оказалась здесь. Я и вправду благодарна… За каждый свой день тут. — Олеся из последних сил сдерживала слезы.

Так сложно было поверить в то, что все почти хорошо. Так сложно…

Старик вдруг улыбнулся:

— Не плачь, прелестная госпожа. Ты должна быть сильной и красивой, как и все в роду Баттьяни. Ты — мать будущего наследника. Дитя, растущее в тебе, не должно знать материнских слез.

Олеся даже не сразу осознала… Она просто замерла на месте, боясь спугнуть эти слова. Пусть проникнут в мозг, в сознание. Путь просочатся… Она прижала ладони к животу. Все было так же, как всегда. Как и прежде. Он даже немного впал поле всех переживаний. Теплая кожа. Ничего не изменилось.

Она посмотрела на Морозного Деда, пытаясь понять, говорит ли он правду или…

— Это жестокая шутка… — Голос дрожал так сильно, что превратился в неразборчивый шепот.

— Это не шутка. Скоро сама поймешь…

Олеся сглотнула ком в горле, внезапно вспомнив, как ее жутко тошнило по пути сюда. А что, если это был не страх? Что если это действительно их с Габором малыш? Первенец!

— Ой, смотрите! Картинки сами собой появляются! Чудеса…

Олеся вздрогнула от возгласа принцессы. Та со счастливым и удивленным видом рассматривала стену, на которой расцветали яркие фрески.

Олеся подошла ближе, всматриваясь в новые картины. Она и Габор… Они сидели на берегу моря, улыбаясь друг другу, пока черноволосый малыш сооружал из песка кривую гору. Дыхание замерло на губах. В висках что-то болезненно застучало, а сердце оказалось пойманным в клетку из ребер.

На следующей фреске она танцевала с мальчиком лет десяти, а Габор сидел за богато накрытым столом, улыбался и хлопал в ладоши.

Еще на одной фреске она стояла напротив алого марева преисподней. Стояла, держа за руки двух мальчиков. А в сером дыму отчетливо проступал величественный мужской силуэт, за спиной которого развевался не то плащ, не то крылья, а голову венчал рогатый шлем. Он шел к ним…

Олеся снова прикусила губу до острой отрезвляющей боли и повернулась к Морозному Деду. Она боялась даже дышать — чтобы не спугнуть фрески. Как будто именно от этих рисунков зависело, получит она все это или нет.

Морозный Дед улыбнулся:

— Ради такого будущего стоит и умереть, да?

Олеся кивнула, бессознательно погладив живот:

— Да. Стоит…

Тихий лепет принцессы немного привел ее в себя. Олеся указала на Генриетту, которая блаженно улыбалась и рассматривала фрески с таким видом, словно ничего удивительнее в жизни не встречала:

— Что с ней?

— Она теперь… другой человек. — Морозный Дед улыбнулся. — Пойдемте. Нужно вернуться в крепость и объявить всем, что с демонами покончено.

Олеся взяла принцессу за руку и повела за собой. Генриетта казалась несмышленым ребенком лет пяти. Вертела головой, что-то лепетала себе под нос и улыбалась каким-то своим мыслям. Олеся и вправду ощущала себя мамой, оберегающей неразумное дитя.