Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И эти растопыренные братья дали Воробушку понять, что нечего зариться на наследство — своих жаждущих хватает, «да и кто сказал, что ты не аферист?».
Отца Воробушек тоже видел. Обычный тип, таких в пивнушках у барной стойки в шесть вечера лопатой грести можно.
— Хочу взять женщину с ребенком, чтобы, — Воробушек сосредоточился, — рибионок ест отец.
Ах, вот чего он русский учит. Правильное направление взял: таких пол-России — в ассортименте.
— Нашел кого-то уже?
Воробушек вздохнул.
— Нашел. Теперь не знаю, что делать.
Задумался, опустив «мадленку» в чай. Она размякла и истаяла. Спохватился, принялся ложкой вылавливать набрякшие крошки. Вылавливал и рассказывал. Марина вдруг подумала, что Воробушку повезло. Все детство восхищался воображаемым отцом — вместо того чтобы наблюдать реального: его безразличие, его хамство. Да, бывает и иначе, но у других.
— Темная история. Познакомился с девицей по Интернету, приехал к ней в Могилёв отмечать Новый год, прошлый. Подарочков навез.
— Тут не дарят на Новый год подарки, — Корто постучал по стеклу аквариума ногтем. Тила подплыла и ощерилась.
— Ну не ехать же с пустыми руками. И вот его встречают на вокзале — Ольга, с которой он переписывался, ее подруга и брат подруги Лёва.
— Лёва из Могилёва…
— Лёва оказался ключевым персонажем. Они отвезли Альберто на съемную квартиру — хрущевка, последний этаж. В конуре этой холод собачий. Забрали гостинцы и плату за неделю постоя, обещали назавтра город показывать. Альберто ночь промерз в мечтах об Ольге. Она вроде ничего так была. А на следующий день никто не явился. Телефона нет, мобильный он не взял, на роуминге решил сэкономить. В холодильнике шаром покати. А ключи они ему забыли оставить. В шесть вечера Альберто вышел на охоту.
— Голод не тетка!
— Да он все мучился — дверь не захлопнешь, а всю наличку тащить во тьму страшно. Где еду покупать — непонятно, по-русски он только «спассиба» говорить умел, да и местными «зайчиками» не успел обзавестись.
— И тут входит Лёва с фуа-гра и цветами.
Комментарии Корто отпускал с насмешливым видом, как если бы рад был, что Воробушек попал в переплет. Не мог простить ему обладание комнатой на съём.
— Нет. Все гораздо хуже. Альберто потерялся. Потому что все дома были похожи.
— Жуть.
Марине расхотелось рассказывать про Воробушковы злоключения. Про то, как он два часа метался по морозу, оторопев от ужаса; про то, как Ольга не появлялась — «заболела»; про то, как тридцать первого декабря в одиннадцать вечера Лёва свалился к кукующему в холодном гнезде Воробушку и потащил его на пьянку, где никто не говорил ни по-французски, ни по-английски, а одна пятидесятилетняя баба всю ночь жалась к нему своими полусдувшимися буферами.
— Лёва пас Альберто до последнего, на самолет проводил. Ольга так и не выздоровела.
— Может, к Лёве надо было присмотреться?
Своего безразличия Корто не скрывал.
— В общем, Ольга опять письма пишет. Оказалось, Лёва был не подругиным братом, а ее собственным и из ревности не пустил к Воробушку, под замок посадил, а она…
— К кому не пустил?!
— Ну понимаешь… — Марина замялась, — Альберто на мокрого воробушка похож…
Уходя, спросила Альберто: «Знаешь, как будет по-русски “little sparrow”?» Разучивали на пороге: «ворошек», «вобушек», «во…шек»…
Такой одинокий хороший человечек.
Марина перезвонила Ане через два дня — нехотя. Они привыкли делиться всем, они болели друг за друга. Но сейчас Марина не хотела, чтобы за нее болели. Чтобы говорили, будто есть что-то нездоровое в ее нынешних отношениях. И потому она принялась заговаривать зубы, расспрашивать: как у рокера отношения с Аниной дочкой, где живут, едут ли в Германию.
Аня долго снимала неуютную однушку, работала допоздна, дочку Варю не успевала из сада забирать, и за ней ходила соседка, пожилая женщина. А еще Аня учила немецкий — собиралась в Германию, по еврейской линии. Тоскливо было на химзаводе пробирками верховодить. Ну и встретила Колю, рокера, и не такой уж он оказался и рокер. Дочку ее как свою принял. Коля не хотел в Германию, и Аня расхотела.
Простая милая картинка: парк «Ельниковская роща», осень, Варя прыгает с лавочки — очень она любит на руки прыгать, — рокер Коля в трикотажной шапчонке ловит ее, и никаких его татуировок не видать, домашний такой, обнимает Варю, и Аня смотрит на них, улыбаясь. Ручное теплое счастье, тяжеленькое, как если бы кролика в руках держать.
Желтая листва и осеннее солнце.
Можно позавидовать. Вот только ей, Марине, не нужны никакие кролики.
После Вадима — нет, правда не нужны.
Больше того — хочется поджать губы, растянуть в знающей улыбочке: уф, меня-то минула чаша сия… Слава те господи. Еще этой головной боли не хватало — счастья.
Зачем обретать то, что можешь потерять?
Прошло время, когда хотелось — обретать, когда не думалось о последствиях. И Марина изобрела фразу: «Зачем мне джип, его могут стукнуть или свистнуть. Я уж лучше пешочком».
«Пешочком»: тебе ничего не надо, ни джипа, ни тепла. Ни будущего. Как же ты потом без своего кролика…
Ничто навечно не сохранишь.
Аня сокрушалась: Вадим не подумал, что человека покалечит, иди к психоаналитику, останешься старой девой с такими заскоками.
— Дева я уже никакая, — отмахивалась Марина. — И никто меня не калечил.
Наоборот, она только сильнее стала.
Теперь это было ее силой — неверие. Не веришь, что с кем-то может сложиться, — не воображаешь ничего и не просишь. Свобода от пустых ожиданий. А с ней — сила.
Сильной она себе нравилась. Сильной и никому не нужной.
Потом появился Корто. Корто, который тоже не верил и не обольщался. И от ожиданий был свободен еще больше, чем она. Потому что она, где-то ну совсем в глубине, ждала чего-то. Нужной хотелось быть, иначе зачем это все.
Нет, о недавнем разговоре Аня не забыла.
— Ань, пойми, ему хорошо со мной…
— Не хорошо, а удобно — улавливаешь разницу? — Аня мыла тарелки, гремела посудой. — Ты просто его устраиваешь.
Но ведь это тоже значит — нужна?
Лучше умолчать о вчерашнем: купили пиццу навынос, и, когда Марина резала горячую ароматную лепешку, Денис откинулся на подушку, наблюдая: «Ты для меня самый подходящий вариант».
— Думаешь, он готов с тобой что-то строить?
Марина не отвечала. Аня добавила осторожно: