— Он тебе хоть сказал, что любит?

Конечно, еще давно. Вернее, сказала она, а он ответил: «Я тоже».

— «Я тоже»? Он заявил «я тоже»? Ни на что больше не хватило?

Малоприятное занятие — защищать свою радость от подруги, которая желает тебе добра всеми печенками.

— Марина, ему ничего не нужно, разве не видишь? У него один плюс один не будет равно трем!

Нет, это сейчас не равно, просто рано пока. Когда ночью втиснула ему в ухо: «Денис, а если…» — смолчал, но будто сквозняком протянуло. Другая сбежала бы? Ну и дурочка была бы. На то и время людям дается, чтобы незаметно так друг к другу привязаться, что потом топор об узел обломаешь.

Не знал он еще таких отношений. Мало того что приятно дома на родном языке говорить — с Маринкой многому учишься… Легкости. Согласию. Или — как там? — доверию. Хотя все равно никому, как себе, не доверишься. Даже если цели общие. Ибо цели бывают только свои, с чьими-то временно совпадающие. Но все же.

А еще мило, что подружка не чужда искусства. Жаль, от рисуночков профита ноль.

Она как собачонка — подойдет, прижмется, носом в шею сопит. Живая-теплая. Взамен на ласку ничего не просит. Только до поры это. Вот уже попыталась сбежать. И правильно сделала. Да ведь каждый за себя, не отпустил.

Альберто лежал на кровати, слушал, как дождик постукивает в ставни. С поездки в Могилёв прошел год. Сколько раз Ольга просила снова приехать или — лучше — выслать приглашение и деньги на самолет. (У нее ни гроша, библиотекарша, ее брат содержит, Лёва.) Но никак Альберто не мог переварить новогоднюю историю. Когда ехали в аэропорт, остановились на светофоре, Лёва что-то вспомнил, говорит: «Гивми» — и на сумку сзади указывает. За неделю Альберто научился разбирать Лёвин, с позволения сказать, английский, ему на таком и Ольга писала, это у них, видимо, семейное. Протянул сумку Лёве: “Nа!” (Выучил: “Nа!” говорят, когда дают что-то; кошмарное воспоминание: новогодняя ночь, тетка в цветастом платье сидит впритирку, тычет ему в набитый рот куском: “Nа! Yesh!” — mamma mia…) Лева порылся в сумке, вытащил шкатулку из соломки: «Ольгас презент!» — загорелся зеленый свет, поехали. Альберто выдавил “thanks”, но не понял, зачем Ольга передала ему шкатулку. Если туда только винтики складывать.

Вчера приходила Марина, выслушала, сказала: да разве не видишь, не то это. Он и сам знал, что — не то. И, зная, накопал девиц на сайтах знакомств, некоторые на Новый год к себе звали, другие в Париж порывались. Но он всех отфутболил, придумал эту комбинацию с Прагой. Послал Ольге денег через «Вестерн юнион», отель в Праге заказал, на окраине ввиду кусачих цен. Собирался туда на машине ехать. И вот сегодня пришло от Ольги письмо: не получается выбраться в Чехию, их президент Лукашенко свирепствует, незамужним выход перекрыт. Сперва окрысился на этого Лукашенку, бросился искать телефон белорусского посольства в Париже, потом остыл. Может, никакого и не президента это рук дело, а Лёвины происки. Или не Лёвины, а самой Ольги. Аферистка, деньги-то взяла. А про президента Лукашенку Лёва говорил, что им очень даже народ доволен, все сыты, не то что в соседней Молдавии, где Лукашенки нет. Сделали из него черта на Западе, а он что отец родной. Вывод: Ольге веры — никакой. Второй раз она его динамит, хватит.

Да только как теперь с праздниками быть? Проситься к подружкам поздно: виза нужна. И пригласить не пригласишь — та же проблема с визой. Придется дома куковать. Вот так: до сорока пяти дожил, пойти не к кому. Хорошо еще Рождество с Мариной встретил. Она приятная и по-английски прилично говорит. Про бойфренда своего рассказывала. Тоже ведь бестолковая: жалуется, что одиноко ей с ним, а того, с кем неодиноко будет, не ищет, от комнаты отказалась. Ей кажется, что у них «эксклюзивные отношения», чуть со стула не упал. Тип, который, кроме себя, никого не видит и ни с кем, кроме двух черепах, не общается, вдруг к ней привязался. Ее это трогает, и у нее чувство ответственности за него расцвело. Наверно, надо в Сарагосу на Новый год поехать, маму проведать. Не хотел ее сдавать в дом для стариков, но как иначе — не нанимать же сиделку к лежачей на круглые сутки. Мать в Париж возвращаться не желает, да и слава богу, ему-то каково было бы в лазарете жить. Она уже в полубеспамятном состоянии, а там у нее подружки, в стариковском доме, тоже беспамятные, полное совпадение интересов. Ольге написать, что все кончено, привет Лукашенке, и — в Сарагосу. Какая глупость вышла.

Марьон не выдержала — эта дура соседка опять в два ночи музыку врубила. Стучать бесполезно. Красотка живет тут не первый месяц, а Марьон ее еще не видела. Консьержка сказала, что меломанка — танцовщица, в кабаре ноги задирает, чуть ли не в «Мулен Руж». Наверняка после трудовой ночи нюхнет чего-нибудь и лежит кайфует. Работай у нее звонок — можно было бы ей кайф подпортить, нажать кнопку и держать до победного. Марьон влезла в джинсы и вышла в коридор.

Шарахнула по двери, кулака не пожалела. На удивление, соседка сразу открыла, глаза зареванные. Молоденькая, лет двадцати. Смотрели друг на друга пару секунд, и вдруг жаль девчонку стало. Стряслось у нее, видимо, что-то. Может, потому и музыку врубила, чтобы… заглушить в себе это. Кто знает. Хотела предложить ей помощь, начала:

— Я ваша соседка…

Девчонка стушевалась, вдохнула воздуха, пролила на выдохе:

— Простите, я выключу музыку. Простите.

Марьон еле успела бросить: «Все в порядке?» — и дверь закрылась, только в щель плеснуло тихое: «Да». Ни «спасибо», ничего, просто — да.

Ну да, так да. Музыка оборвалась.

Марьон вернулась к себе, забралась под одеяло. Постояльца она сюда нашла, согласен снимать по-черному; к Альберто можно перебираться после праздников. Сегодня ездила смотреть: большая комната, светлая, мебель есть — живи не хочу. И сам Альберто приятный. Похож на птичку, не поймешь на какую. Наверно, дамский любимец — у теток при виде таких материнский инстинкт разыгрывается.

Марьон провалилась в сон в тишине.

Зимней сессии в школе не было, впрочем, как и летней, — защищаешь свой проект, и всё. Непохоже на учебу в вузе, плюс выяснилось, что диплом платной школы практически не котируется. А семь тысяч евро уплыли.

— Не паникуй, — Денис достал из корзинки яблоко — очень он яблоки любил, — с тебя работодатель знания спросит, а не корочку. Учись.

Задания разрешалось выполнять на английском, но финальный проект Марина надеялась по-французски изобразить. Привычка учить языки у нее была: после инглиша она разучивала немецкий за компанию с Аней и даже на японский однажды замахнулась — ничего не вышло, но ощущение причастности к тайне осталось.

Кстати, сейчас она корпела над «рекламной кампанией» для Японии. Духи “L’air du Temps” от Nina Ricci: как если бы японцы про них не знали, отстали от цивилизации.