– Вы здесь давно?

– Вторую неделю. Успел многое обдумать. Почемунеизведанное всегда выглядит так обыденно? Никаких небесных знамений,откровение в грозе и буре. Незаметно и скромно мы с вами стали свидетелямиэпохальнейшего события – и что же? Полагается что-то чувствовать, какой-тощемящий трепет – но нет, ничего. Может быть, все дело в масштабах, а онинастолько грандиозны, что сознание не в состоянии соответственно отреагировать– так, как оно отзывалось на новенький диплом, первые успехи, взгляд любимойженщины?

– Возможно, – сказал Снерг.

– Знаете, Станислав, я почему-то ощущаю себя сейчасадвокатом дьявола. Знакомо вам такое понятие?

– Признаться, не помню.

– Когда церковники решали вопрос о канонизации будущегонового святого, один из них скрупулезно рассматривал недостатки кандидата,порочащие моменты, препятствующие обстоятельства. Адвокат Дьявола. Вот и я…Случившееся, естественно, не поставит историю с ног на голову и не опровергнетфундаментальные законы, но уточнение частностей, расширение знаний, прояснениетемных мест будет иметь и теневые стороны. Рухнут чьи-то концепции, теории,потеряют значение или вовсе окажутся ошибочными чьи-то работы. Я уже сейчасмогу назвать как минимум десяток моих коллег, чье будущее… Чем дальше в глубьвеков, тем больше неудобств, потому что чем дальше назад, тем фрагментарнеенаши знания…

– Но зато, если эффектом научатся управлять, историястанет даже более точной наукой, чем математика. Александрийская библиотека,библиотека Ивана Грозного, неизвестные трагедии Эврипида – содержание всех недошедших до нас книг, рукописей, документов откладывалось в чьей-то памяти,кто-то их читал. И встречи, разговоры, собрания, после которых не оставалосьзаписей.

– Все правильно, – сказал Голубцов. – Плюсымногократно превосходят минусы. И все же, чисто по-человеческирассуждая, – найдутся и обиженные, недовольные.

– Я об этом уже подумал, – сказал Снерг. –Допустим, что человеку предоставляется возможность ознакомиться с жизньюогромного количества своих предков. Каково-то узнать – не теоретическидопуская, а увидеть своими глазами – что среди них были и мерзавцы, палачи?Увидеть их за работой? В длинном ряду наших предков масса не-ангелов. Чистопсихологическая проблема. Нет, с ума никто не сойдет и веру в человечество непотеряет, но настроение надолго испортится… Пусть у немногих – все равно.

– Мне кажется, вы преувеличиваете, – сказалГолубцов. – Мы и так знаем, что не все наши предки были праведниками сбелоснежными крыльями. Но предков у нас так много, и так удалены во временимногие грешники, что сон останется сном…

– Вы правы, – сказал Снерг. – Я простоперебираю нюансы. Мне ведь, как и вам, впервые предстоит обсуждать проблему,непосредственно затрагивающую интересы всего человечества. Вдобавок сам к нейвплотную причастен…

Ровно в девять видеофон залился протяжной трелью. Панаринвскочил, с закрытыми глазами проделал несколько гимнастических упражнений,больно ударился коленом об угол стола и проснулся окончательно, оказавшисьпосреди солнечного утра. Короткий сон великолепно освежил, словно он спал нетри часа, а тринадцать. «Каратыгин!» – вспомнил он с маху и сразу поскучнел.

– Доброго ранку, – сказал Гуго (он две неделиназад женился на молодой специалистке из Киева). – Ну, проснулся,командор?

– Проснулся, – сказал Панарин. – Запрос оСнерге послал?

– Ага. Станислав Снерг. Последние три недели находилсяв Мехико. То есть код для сообщений он заявил в Мехико, а вообще-тостранствовал по джунглям. Снимал там. Вчера вечером вылетел из Мехико вКрасноярск, но сигнала «дома» на красноярской квартире не оставил.

– Ничего, – сказал Панарин. – Знаю я, где егов таком случае искать. Спасибо.

Он отключил видеофон и отправился в кухню. Рассеянносоорудил трехэтажный бутерброд, откусил огромный кусок и попытался вычислить,где могла поселиться Ирена. Узнать это через справочную было бы полуминутнымделом, но элемент неизвестности – так гораздо интереснее.

Тоненько запел сигнал у входной двери. Панарин поспешилтуда.

На площадке стояла очаровательная блондинка в легком беломкомбинезоне и смотрела с такой светской невозмутимостью, будто и не видела, чтохозяин босой и растрепанный, а рот у него набит. Начни он суетиться, получилосьбы и вовсе смешно, а он не любил выглядеть смешным, перед женщинами особенно.Сообразив это, Панарин медленно прожевал, убедился, что не поперхнется исказал:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сказала девушка. –Разрешите войти?

– Конечно, – сказал Панарин, отступил, схватил сполочки гребешок и причесался за спиной гостьи, закрывая дверь, –проходите, садитесь, минуту, я сейчас.

Когда он вернулся, незнакомка уютно и непринужденноустроилась в его любимом кресле, словно бывала в этой комнате не раз. Плоскуюсумочку, которую Панарин впопыхах не заметил, она положила на столик рядом ссобой.

– Я вас оторвала от завтрака? – спросилаона. – Продолжайте, я подожду.

– Ничего, я успею, – сказал Панарин, усаживаясьнапротив. Мимоходом зацепив взглядом сумочку, он увидел на обращенной к немустороне синий глазок, пульсирующий и словно бы бездонный. – Вы изГлобовидения?

– Знакомы с нашей аппаратурой? – подняла она бровиотрепетированным жестом легкого изумления.

– У меня есть знакомые в Глобовидении, и я немногоразбираюсь в вашей аппаратуре.

– И кто же?

– Станислав Снерг.

– Ах, Стах, патрон тайн… понятно. Как вас зовут, язнаю. Я – Марина Банишевская.

– Прекрасно, – сказал Панарин. – Я тольковчера жаловался, что нас совершенно забыли асы Глобовидения.

– Это комплимент?

– Нет, просто я серьезно отношусь к стерео и знаю, чтовы известны не менее чем Снерг или Грандоцци.

– Господи… – она рассмеялась. – Разве можнотак обращаться с женщиной? Вы должны были подтвердить, что это – полновесныйкомплимент, что я могу быть только асом, сразу, мол, видно.

– Но ведь вы пришли ко мне не как женщина?

– А вам бы этого больше хотелось?

– Ну… – сказал Панарин.

– Вот я вас, наконец, и смутила. А то вы упорно несмущались, у меня даже спортивный азарт появился. Смутила? Или дело в другом –вы привыкли, что женщина должна соблюдать определенные правила игры? Ну-ка,признайтесь.

Панарин взглянул в ее темные глаза. И не нашелся, чтоответить.

– Так признаетесь?

– Да, – сказал Панарин, – наверное, этоподсознательное. Мы отчетливо сознаем, что женщины равноправны, но в нас сотнилет культивировались стандарты относительно правил игры.