…Он кричал во сне и проснулся от этого крика, не похожего начеловеческий. Помотал головой, проморгался, окончательно отгоняя сон, резавшийглаза, словно песок, увидел знакомый потолок, залитую солнцем комнату ипопытался сообразить – во сне или наяву он кричал? Наверное, все-таки во сне,иначе из кухни непременно прибежала бы Алена, а она, Снерг слышал, безмятежновозилась с завтраком. Ну и прекрасно, удалось обойтись без ответов и на этотраз, хотя она явно что-то почувствовала, нельзя долго обманывать женщину,которая тебя любит и знает насквозь – особенно если абсолютно нет навыков почасти обмана, лжи…

Цветов уже не было, ни одного – роботы-уборщики постарались.

«Она правильно сделала, – подумал Снерг, – придневном свете увядшие цветы выглядели бы смешно и жалко, всему свое время,всему своя мера…»

Он долго стоял под душем, пуская то ледяную, то горячуюводу, растирался до жжения кожи жестким полотенцем, и вошел в кухню, чувствуясебя исключительно бодрым, свежим и готовым сворачивать горы – самое времязабрезжить идее…

На углу стола стояли несколько тарелочек и чашка кофе,приготовленный на одного завтрак, что было довольно странно – Алена любилазавтракать вместе с ним, кормить его, а сейчас сидела поодаль, в белых брюках ибелой вышитой блузке (за пристрастие к белому Снерг называл ее порой тоСнегурочкой, то Снежной королевой), с видом строгим и серьезным. Кажется, будетсцена, сообразил Снерг. Крайне редко, но случалось и такое. Неужели?

Снерг смотрел на нее. Молчание переходило в неловкость,неловкость – в напряженность, а он по-прежнему ничего не понимал. Или простобоялся кое о чем догадываться.

– Доброе утро, малыш, – сказал он как ни в чем небывало. – Позавтракала уже?

– А притворяешься ты бездарно, – сказала Алена.

– Ну, я же не актер, – пожал он плечами.

Обычно Алена всерьез сердилась, когда он поминал всуе еепрофессию, но сейчас прием не подействовал, то ли в силу избитости, то ли подругим причинам. Снерга более устроило бы первое.

Алена невозмутимо молчала.

– Что случилось?

– Ничего особенного, – сказала онаотстраненно. – Сиди себе и завтракай.

Резко поднялась и вышла, едва не опрокинув широким рукавомего чашку, это было уже совсем серьезно. Снерг торопливо последовал за ней,Алена его словно бы и не видела – села на тахту, сложила руки на груди и сталадемонстративно смотреть в окно. Снерг потоптался и сказал:

– Аленка…

Никакой реакции.

– Хочешь, на колени встану?

– Хоть на голову, – отрезала Алена. – Как тамтебе удобнее, будь как дома.

– Ну, так, – сказал Снерг. – Сейчассграбастаю и буду держать вниз головой, пока не оттаешь. Трудно сохранятьледяную невозмутимость, когда тебя держат вниз головой, не так ли? А визжать ивырываться ты посчитаешь ниже своего достоинства, я тебя знаю.

– Ох, как же мы друг друга знаем…

– Итак?

– Садись-ка, – Алена смотрела на него сухимиглазами, но Снергу все равно казалось, что она плачет. – И пожалуйста,изволь отнестись серьезно ко всему, что я скажу. Ты меня снова обидел. И сноване заметил, а ведь копится… Почему ты боишься спать, уснуть? Молчи. Если началподыскивать слова, значит, собираешься врать. Ну нельзя же так, Стах. Я всепонимаю – не жена, не имею права лезть в тайники души… предположим, и женапорой на то не имеет права, но суть в другом. Я верю, что ты меня любишь, тыверишь, что я тебя люблю, но разве этого достаточно? Я имею право знать, что стобой. Иначе что у нас останется – одна постель?

– Понимаешь, я…

– Понимаю превосходно. Еще один атавистический комплекс– не доверять женщине свои сложности, это так не по-мужски, чуть ли неунизительно… Да ведь нам как раз нужно доверие, чурбан, доверяя, силу выпроявляете, а не слабость! Что с тобой происходит?

– Я не понимаю, – сказал Снерг. – Сны снятсядикие, ну прямо хоть с ума сходи…

– Кошмары?

– Не совсем то. Кошмары – это чудовища, фантасмагории…А здесь как раз реальность, но от этой реальности спятишь скорее, чем откошмаров. Битвы, почти сплошные битвы, разные века, разные страны, одни яприблизительно могу опознать, другие – нет. И во всех я активно участвую.Иногда меня убивают, иногда нет, иногда обрывается на середине – просыпаюсь. Аиногда бывает, что, уснув вновь, смотрю с того места, на котором прервалось… Тодерусь за что-то хорошее, то вовсе даже наоборот – и буянить взахваченных городах не раз случалось. Но до чего все реально, знала быты, – боль, ощущения, скрупулезная точность действия… Словно во сне живучужими жизнями. Передумал всякое – какая-нибудь генетическая болезнь, а тои просыпается наследственная память – есть у медиков теория, будто это все жевозможно… Знала бы ты, до чего это иногда страшно…

– Но почему же ты к врачу не пошел?

– Сам не знаю, – сказал Снерг. – Три разасобирался, но каждый раз что-то останавливало, словно срабатывал некийпредохранитель…

– И давно это началось?

– Около месяца назад. Пойми, я ведь уже начал снимать,фильм был на середине, и вдруг улетать к врачам? Я же не умею останавливатьсяна середине, пусть даже горит земля под ногами. Ты же сама творческий человек,ты поймешь.

– Значит, вот как… – сказала Лена. – Бедныйты мой… А теперь я ничего не понимаю. Прости, я тоже кое-что утаила. ПомнишьВельяминова, психолога из Звездного Флота? Мы с ним встречались в сто втором наСордогнохе.

– Постой-постой, – раздумчиво сказал Снерг. –Такая шкиперская рыжая бородка, перстень с радужником – он любит притворятьсячуточку чудаком…

Он помнил врача, в жизни каждого современного человека массатаких знакомых – неплохие парни, но потом дороги разошлись, люди так иостались случайными знакомыми – просто не в человеческих силах поддерживатьтесную дружбу со всеми хорошими людьми, встретившимися на твоем пути, временине хватит.

– Вот-вот, он самый, – сказала Алена. – Онмне звонил за день до твоего приезда. И весьма дотошно выспрашивал о твоемздоровье – хорошо ли спишь, не жалуешься ли на кошмары, как тебе работается. Апотом не так уж хитро сделал вид, что ничего серьезного за его расспросами некроется – пишет он, дескать, какую-то работу о творческих людях. Понял теперь?Я и без него заметила бы, что с тобой что-то неладное… Но ты понимаешь, чтоозначает его звонок?

– Что я – не единственный, – сказал Снерг. –Это многое меняет, и вообще… Аленушка, а если это – идея? Если это и естьновый фильм? Вдобавок все осмыслено человеком, с которым происходит то жесамое… великолепно!

– Неисправим… – Алена вздохнула, подняв глаза кпотолку.

– Но ты ведь не любила бы меня другим?