Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, здорово, – ладонь Шеронина была твердой и сильной. –Явился, Снерг? Люблю называть тебя, черта, по фамилии – Снер-рг. Снег,который вдруг зарычал.
– Ассоциации у тебя… – сказал Снерг. С небольшимивариациями эта формула приветствия повторялась ими каждый раз после более-менеедолгой разлуки. – А у тебя опять, как я смотрю, что-то новое?
– На том стоим, – сказал Шеронин. – Это тебявряд ли заинтересует. А вот есть у меня в запасе одна штука – мимо нее тебеникак нельзя пройти. Как фильм?
– Завтра пойдет по третьей, – сказал Снерг. –А на Внеземелье уже сегодня.
– Вельми и зело, – припечатал Шеронин одной изсвоих обычных присказок. – Отмечать в кругу восторженных друзей ты,понятно, будешь завтра?
– Ага.
– Ну что ж, до завтра.
К Снергу подошла Алена, стиснула его плечи тонкими пальцами,прижалась. Берет схоласта жестко царапнул щеку, Снерг толкнул его подбородком исбросил, поцеловал знакомые губы и ему, как обычно, показалось на секунду, чтокончились все странствия и сошлись в одной точке все дороги. И тут же этопрошло – смысл жизни состоял в погоне за ним, жизнь состояла из дороги.
– Я вернулся, – сказал он и приподнял ееголову. – Что у тебя с глазами, снова штучки этого доктора Моро?
Глаза у нее как-то странно светились, казалисьглубокими-глубокими и странными, словно бы и не человеческими – настоящие глазачерта.
– Контактные линзы, – сказала Алена, улыбаясьему. – Говорят, мне даже идет.
– Ничего подобного, поехали?
– Сейчас, переоденусь только.
Она скрылась в грузовом мобиле-костюмерной. Операторы сделанным кряхтеньем погрузили Мельпомена, бесшумно взвились, хлестнув Снергатугим ветерком, их мобили, следом взлетел Шеронин, ухарски просвистав напрощанье Соловьем-разбойником, взмыла костюмерная. Все эти ребята знали Снерга,и в другое время обязательно задержались бы поболтать о древних городах инков,о Мехико, но сейчас никто не стал ему мешать – деликатные люди. Все онипонимали насчет разлук и встреч.
Алена подошла к Снергу, уже в знакомой белой куртке, вкоторой она по какой-то своей тайной примете ездила на репетиции, и они былиодни, а до звезд, казалось, было вдвое ближе, чем считают те, кто сейчас вгородах смотрят на ночное небо.
– Суеверная актриса, чуткая, как нерв,
ты, пожалуйста, на радуге удержись.
В пересчете на премьеры – сто премьер.
В пересчете на года – просто жизнь.
– А стихи ты читать так и не научился, – незамедлила безжалостно констатировать Алена. – Голос у тебя глупымделается.
– Я знаю, – сказал Снерг.
– Но я тебя все равно люблю. Несмотря на то, что тызвезда Глобовидения. – Алена дурачилась, прогоняя свинцовой тяжестинапряжение рампы, она отбежала на несколько шагов и круто обернулась к нему,черные волосы метнулись над плечами взмахом птичьего крыла, Алена раскинуларуки. – Ни с места, Стах!
А сказочные принцы,
наверно, не бывают,
Из принципа, наверно,
тех принцев сочиняют.
А может быть – бывают,
а впрочем, кто их знает,
что с принцами бывает! —
декламировала она звонко и весело, наперекор лунной тишине,потом подбежала к Снергу, крепко обхватила с разбега обеими рукам, как ребенок,заглянула снизу вверх в лицо:
– И еще люблю за то, что ты не сказочный принц.Невозможные, должно быть, были типы – запрограммированные на успех, на корону,на любовь принцессы… На абсолютную положительность жизни. Как их только моглилюбить эти дуры из заколдованных замков? Молчи! Дуры, раз я говорю. Поехали,только поведу я. Мы будем любить друг друга сегодня, и всегда, и любовь никогдане станет привычкой, а мы никогда не станем похожими на глупых марионеток изстаринного театра, Арлекина и Коломбину… Вот. Ну, поехали.
Элкар выехал на автостраду, пихтовая ветка прощальностегнула по крыше. Алена лукаво покосилась на Снерга, опустила стекла и вывеласкорость на максимум. Ветер трепал им волосы, разноцветные огни Саянска неслисьнавстречу.
– Гамлета играли женщины, и не однажды, – сказалСнерг. – Но почему еще и Мефистофеля?
– Когда это мы сами понимали в точности, зачем? Можемтолько ощущать, что делать нужно так, а не иначе. Ты ведь тоже не объяснишь,почему взял для последнего фильма древние города инков? Нет, ты объяснишь, новсе равно что-то останется не перелитым в слова. – Она подумала ипродолжала серьезнее. – Может быть, имеет смысл интерпретировать схваткуМефистофеля с Фаустом как извечную борьбу мужского и женского начал. Потомучто, я считаю, логика дьявола по своей непознаваемости и странности близка какраз к женской.
– А вдруг и не было никогда этой пресловутой борьбымужского и женского начал?
– Ну вот… Сие нам знакомо, – улыбнуласьАлена. – Не было той борьбы, видите ли… Боитесь просто. Признай вы, чтобыла такая борьба, – придется вам автоматически признать, что побеждаемвсегда мы. Но! Но… Я думаю, что Мефистофелева история как раз и иллюстрируетпечальную истину – то, что нам кажется победой над мужчиной, было нашимпоражением. Столь же иллюзорны порой триумфы… И женщина как нельзя лучше поймети сыграет Мефистофеля, много у нас с ним общего. Столь же иллюзорны поройтриумфы… Вот тебе и «Фауст» в трактовке Алены Романовской… и никакогоиздевательства над классикой – книги гениев тем и хороши, что напоминают кристаллс миллионом граней…
– Значит, побеждаем все же мы?
– Наше поражение вовсе не означает вашей победы, –отрезала прекрасная, разгоряченная скоростью Алена. – Я уже не оМефистофеле говорю, не о спектакле. – Элкар резко затормозил, задним ходомвъехал под выгнутый стеклянный козырек. – Приехали. Третий час ночи,мамочка… Ничего, завтра будем спать до полудня… Что с тобой?
– А что?
– У тебя лицо на миг стало то ли чужое, то лииспуганное, – сказала Алена.
– Глупости, – сказал Снерг как можнобеззаботнее. – По ассоциации вспомнил, что в полдень фильм и пойдет дляЮжной Америки.
– Ну вот, вечно ты… Кто это который раз клялся забыть оделах, переступая мой порог?
– Я больше не буду, – сказал Снерг.
– То-то, – поцеловала его в щеку Алена.
«Ничего не заподозрила, хорошая моя, – с тоскливойбезнадежностью подумал Снерг, – и сказать ей ничего нельзя – встревожитсятолько, а от этого легче не станет, да и не по-мужски это, сначала нужно самомуво всем разобраться, выдернуть занозу проклятую…»
– Ой, Стах! Ты их – оттуда?
Алена замерла на пороге, комнату заливал густой ароматтропического леса, свежий и пряный, яркие охапки пронизанных лианами цветовбыли везде – на полу, на синей пушистой тахте. Снерг не старался разложить ихочень уж аккуратно, они были красивы сами по себе, такие нездешние. Пилоты накрасноярском космодроме были свои парни, давно знакомые и все понимающие, и всеравно пришлось потрудиться, пока он довез эту груду радужных запахов до Саянска– в трех грузовых мобилях, сюда, на третий этаж, таскал сам – почему-то нехотелось брать киберов, вмешивать их в это дело.