Гораздо более нервировало поведение Реджи — чертова псинавела себя по-прежнему: явно сбитый с панталыку буль то возникал в дверяхстоловой, вглядываясь в Петра прямо-таки с человеческим недоумением, тоскрывался, тихо ворча. Никак не хотел признавать хозяина — и успокоиться никакне желал. И «жена», и «падчерица» не могли не обратить на это внимание — но, ксчастью, Катя сама подыскала подходящее объяснение: кто-то ей напел, что собаки— прирожденные телепаты, и она всерьез предположила, что пес шестым чувствомпросек случившуюся с хозяином беду, оттого и не находит себе места. Петр,вздохнув с превеликим облегчением. постарался развить и закрепить эту тему,добросовестно пересказав парочку историй о собачьей телепатии, вычитанных измногоцветных бульварных газеток. Удалось, похоже. В конце концов Катя шуганулапса на место. и он, ворча, удалился.

— Благодарю за хлеб-соль, папенька, — приселаНадя, встав из-за стола. — Разрешите вздорному ребенку удалиться надискотеку? Не зацикливаться же на компьютерных трудах, нужно и развеятьсявременами.

— Валяй, чадушко, — сказал Петр.

Щелкнула невидимая картотека. Дискотека «Метрополис», приютзолотой молодежи, проплаченная заботливыми новорусскими «предками», немаленькаяохрана старательно бдит, по мере возможности отсекая наркотики, спиртное изамаячивших на горизонте представителей «низших классов». Отвезет и привезетМитя Елагин, нет причин для беспокойства, можно спокойно разрешить…

Механически поблагодарив Марианну — последовав в том примеруКати, прямо-таки скопировав ее интонации и слова, — Петр пошел к себе вкабинет. По дороге чертова псина снова проводила его злым, недоуменнымворчаньем, но, слава богу, на какие-либо активные действия не решилась. Может,притерпится? Задобрить его следует, вот что, притащить с кухни какого-нибудьмясца, глядишь, и наладится…

Он даже обрадовался, когда после обычного деликатного стукапоявилась Марианна. Взял быка за рога:

— Слушай, сообрази там с кухни чего-нибудь для Реджи.Тина сосисок, колбаски… Такое впечатление, он от меня за неделю отвык. Надоналаживать контакт…

— Павел Иванович, вы, наверное, забыли… — Марианнапоказала на письменный стол. — Перед самой аварией я купила пару упаковоккостей, ну, этих, импортных имитаций, вы тогда просили… Они там и лежат. Реджиобожает.

— Забыл ведь, — сказал Петр с вымученнойулыбочкой. — Ну да. кости… Ты, главное, не удивляйся, чует моя душа, мнееще многое придется напоминать. Положительно, дают о себе знать провальчики…

— Я и не удивляюсь, Павел Иванович, — преспокойнозаявила Марианна. — Екатерина Алексеевна мне подробно пересказала все, чтоговорил доктор. Вы не напрягайтесь, со временем обязательно пройдет…

— Да я и не напрягаюсь, — облегченно вздохнулПетр.

И подумал, что следует в ближайшее же время ознакомиться ссодержимым «своих» стола и секретера. Чтобы поменьше попадать впросак. Вот таквот ляпнешь о чем-то — а оно, оказывается, у тебя в столе преспокойно лежит.Пашка, правда, не дал кода от корейского сейфа, но там, надо полагать, чистоличные бумаги, Лжепавлу в данный момент совершенно ненужные. А стол и секретерследует изучить не откладывая…

Марианна, похоже, не собиралась уходить. Петр вопросительноподнял глаза.

— Театр, Павел Иванович, — непринужденно напомнилаона. — В каминной все готово, ждем-с…

«Вот оно что, — облегченно вздохнул Петр. — Вот онгде, театр „Палас“, оказывается, — на дому, как у вельмож в старинуводилось. Интересно, в чем сюрприз?»

— Все, как обычно? — осведомился он небрежно,чтобы не давать ей повода лишний раз вспоминать о «провальчиках».

— Разумеется. Изволите проследовать?

— Изволю, — кивнул он.

…За его спиной с тихим стуком вошла в пазы задвижка. Вкаминной царил полумрак, только на столике возле широкого дивана горел неяркийночник. Добравшись до дивана, Петр устроился поудобнее, обнаружил на столикеприличных размеров поднос с бутылкой коньяка, тоником, закусками и заедками.Марианна, скользнув в полумраке грациозной тенью, скрылась в той самой низкойдверце в дальнем углу зальчика. На минуту воцарилась загадочная тишина. Признаться,Петр был заинтригован — Пашка ни словом не упомянул ни о каких домашних театрахграфьев Шереметьевых, ушедших в небытие развлечениях былого всемогущего барствав «век золотой Екатерины»…

Чтобы вернуть душевное спокойствие, налил себе изрядную дозуконьяка, разделался с ней в темноте и закурил — слава богу, с этим никакихпроблем не возникало, Пашка сам дымил, как старинный паровоз, повсюду в хоромахстояли пепельницы…

Неожиданно послышалась тихая музыка, постепенно онастановилась громче, но так и не дошла до рубежа, на котором превратилась бы втерзающую уши какофонию. Некая смесь булькающе-томных турецких мелодий исовременных электронных ухищрений. Приятная, в общем. Столь же внезапноналились светом прожекторы, бросая на эстраду разноцветные лучики, понемногузалив ее ярким сиянием, смешением причудливых радужных теней, скольжениемневесомых геометрических фигур — круги плавно превращались в овалы, овалы — взвезды, в волнообразные линии, загадочные переплетения. Цвет постепенноменялся, под потолком пришел в движение зеркальный шар. Денег и высококласснойэлектроники во все это было, надо полагать, вбухано немало…

Но выглядело, нельзя не согласиться, чертовски красиво. Петрзасмотрелся с сигаретой у рта.

— Сегодня мы открываем нашу программу полюбившимсяпублике номером «Лас-Вегас»… — промурлыкал на фоне музыки из невидимыхдинамиков голосок Марианны.

Катя появилась на эстраде столь же неожиданно, выскользнувиз низенькой дверцы.

Вот тут-то у него по-настоящему сперло в зобу дыханье. Наней красовался кружевной халат до пят, просторный, белый, в разноцветныхлучиках прожекторов, ставших подобием рентгена, не скрывавший черногозатейливого белья и алых колготок с замысловатым узором. Обычно онапользовалась косметикой умело и ни капельки не вульгарно, так что казалось,будто никакого макияжа и нет вовсе, а сейчас была накрашена с удручающейобильностью, словно недалекая провинциалочка, впервые в жизни попавшая встоличную дискотеку и посчитавшая потому нужным нанести на мордашку полкилогрима. Как ни странно, от этого она казалась еще красивее и моложе.

Петр сидел с отвисшей челюстью — чего в залитым мраком«зрительном зале» никто, к счастью, не мог бы узреть. Да и не было другихзрителей.

Катя танцевала так, словно последний год только тем изанималась, что смотрела ночной канал «Плейбоя», старательно разучивая потомвсе приемчики и ухватки заокеанских стриптизерш. С застывшей на лице улыбкой,посылая в темноту недвусмысленные взгляды, извивалась вокруг шеста, сверкавшегосейчас так, будто его отлили из чистого золота. Кружевной халат давно ужеулетел на край эстрады, где и висел комом, стройная фигурка выгибалась сотточенной грацией, заставляя его несчастное сердчишко колотиться турецкимбарабаном, черный бюстгальтер проплыл по воздуху, словно осенний лист на слабомветерке, исчез в темноте, в голове у Петра стоял совершеннейший сумбур…