— Давай замнем, Степаныч, — сказал Петррешительно. — Говорю тебе по-мужски — больше не повторится. Бля буду.

— Извините, Павел Иванович, это касается только крайнихслучаев или общей тенденции?

— То есть?

— Я имею в виду, вы по-прежнему будете сры-ваться отохраны? Понятно, что в некоторых случаях, безусловно, не стоит компрометироватьдам… но можно хотя бы предупреждать в общих контурах… Чтобы я не ломал голову,куда вы девались. И мог выстроить простейшие меры предосторожности… ничуть неущемляющие вашего права на личную жизнь.

— Понятно, — повторил Петр, решительно непредставляя, о чем идет речь, хотя примерно соображавший, куда это Пашкадевается, скрывшись от охраны. — Знаешь, Степаныч, трудно перестроитьсразу все. Давай пока договоримся, что я больше не буду устраивать крайностей…а насчет остального вдумчиво проработаем потом. Идет?

Земцов примирительно пожал плечами. Ну, кажется, общение сглавным цербером прошло без сучка без задоринки…

Ехали недолго. Вышли из машины в квадратном дворе добротнойсталинской пятиэтажки, занимавшей целый квартальчик прямо напротиввнушительного здания областного УВД-ФСБ. Насчет квартиры брательничекподнатаскал как следует. Рисовал планы, втолковывал… Он в свое время, немудрствуя особо, купил все три квартиры на последнем этаже, отгородился отобщей лестницы персональной железной решеткой, выкрашенной в приятный для глазанежно-салатный цвет, пробил меж квартирами двери, устроил ремонт сперепланировкой — и получились хоромы, даже на корявом Пашкином чертежикеспособные повергнуть в тихую зависть отставного армеута… При хоромах —помещеньица для постоянно обитавшей там горничной и дежурного охранника. Всепредусмотрено: безопасность, комфорт, челядинцы…

Земцов самолично проводил его до двери — кодовый замок нарешетке Петр открыл в две секунды с помощью зазубренного кода. Помялся:

— Павел Иванович, рыжая твердо намерена поболтаться поконторе…

— И пусть болтается, — легкомысленно сказалПетр. — Мыс ней в этом вопросе достигли консенсуса. Чем бы дите нитешилось…

— Простите…

— Да?

— Павел Иванович, в этой аварии действительно нетничего, чем мне стоило бы заниматься?

«Опять эти шланги, — мысленно матернулся Петр. —Пашка с Елагиным топорно сработали, а мне расхлебывай теперь…»

— Абсолютно ничего, — сказал он твердо. —Глупости. Менты что-то намудрили, что-то им померещилось насчет шлангов…

— Значит, и моим людям померещилось?

— Вот именно. — тоном, отметающим дальнейшиедискуссии, отрезал Петр, нажал кнопку звонка (потому что Пашка обычно неутруждал себя возней с ключами). — До завтра, Степаныч. Сегодня мнеэскулап порекомендовал отлежаться, так что пусть уж концерн денек обойдется безменя… Честь имею.

И решительно шагнул в прихожую мимо торопливопосторонившейся горничной, деликатно захлопнувшей дверь под носом Земцова. Снялтуфли, Переступил с ноги на ногу, чувствуя себя чуточку неуклюже в чужойодежде. Костюм был не раз надеванный, но — Пашкин, они, не различаясь обликом,все же различались чуточку весом и размером талии, еще какими-то неуловимымимелочами, так что оставалось стойкое ощущение неудобства…

Спохватившись, широко улыбнулся горничной. Она былачертовски эффектна — фигуристая блондиночка в кружевном передничке и наколке в волосах,вот только короткое платьице было не классически черным, а красным в белыйгорошек. Еще одна из неисповедимых Пашкиных причуд, во время скрупулезногоинструктажа, конечно же, не подвергавшаяся обсуждению…

В башке снова щелкнула картотека. Марианна, обращаться сприбауточками-фамильярностями, ежели наедине, сохранять пресловутую английскуюкорректность, ежели при Кате. Напоследок Пашка, ухарски подмигнув, сказал:«Хозяин-барин». И ухмыльнулся очень уж двусмысленно. Но и здесь они неуглублялись в нюансы…

«Вот на этом и сыплются шпионы, — мрачно подумалПетр. — Если верить романам и мемуарам. Вдолбили ему в башку массу деловойинформации, языку обучили, акцепт уроженца конкретной местности поставили,названия улиц перечислит без запинки. депутатов парламента помнит всех доодного, в расписании пригородных автобусов отлично ориентируется, но понятия неимеет, скажем, как себя вести с уличным продавцом мороженого или местнымводопроводчиком, не знает, можно ли лизать марку, чтобы наклеить ее на конверт,или для данной страны поступок такой сродни публичному отправлению малой нужды…На мелочах сыплются».

— Какие будут распоряжения, Павел Иванович? —осведомилась эффектная Марианна, блестя зубами и играя глазками.

— Никаких, — сказал он, глядя в сторону. — Развечто — кофе в кабинет. Я отдохну, постарайся не беспокоить…

Она понятливо кивнула и, грациозно повернувшись, исчезла задверью из натурального дуба. «На кухню отправилась», — машинальноконстатировал Петр. И, сопоставив в уме Пашкины чертежи с реальной квартирой,направился в «свой» кабинет.

Кабинет, разумеется, впечатлял. Книжные полки из светлоголакированного дерева, роскошный стол в тон, столик для компьютера, сабли настене…

Всю эту солидную роскошь он оглядел лишь мельком. Вниманиетут же привлекло другое — огромная картина на стене. Он прямо-таки замер — обэтом Пашка его не предупреждал.

На темно-зеленом фоне густого, угрюмого леса торчал толстый,коричневый пень с напоминавшим спинку кресла отщепом, и на нем сиделаобнаженная Катя, нарисованная почти в натуральную величину. Русые волосыспадали на плечи живописными волнами, Катя вы глядела совершенно спокойной,глядя даже с некоторым лукавством, уютно расположив руки на толстых сучьях,игравших роль подлокотников, сдвинутые стройные ноги покоились на шкуреневедомого зверя — непринужденная, грациозная поза, все открыто нескромномувзору. кроме главной женской тайны. Невыразимо прекрасная русалка, хозяйкалеса.

А рядом с пей лежал непонятный зверь, больше всего похожийна тигра, только светло-коричневый, без полос, приподняв огромную голову иобнажив кривые клыки, всматривался в Петра с видом свирепой уверенности в том,что именно за ним, зубастой бестией, всегда останется последнее слово, —если только уместен такой оборот при описании бессловесной зверюги.

Петр засмотрелся. Любовался женщиной своей мечты, забыв обовсем на свете. Когда раздались шаги горничной, с трудом очнулся от наваждения,неловко отвернулся от огромной картины. Вышколенная Марианна и бровью неповела. Опустила на стол поднос, постояла пару секунд и, не получивраспоряжений, вышла. Налив себе чашечку кофе, Петр присел в кресло, но тут жепеременил позу, вновь уставился на яркое, сочно прописанное в стиле Васильеваили Валеджио полотно — картина притягивала, прямо-таки завораживала, и в сердцесидела томительная заноза. Давненько не терял голову, но сейчас, похоже, именноэто с ним и произошло. Пашка все же большой оригинал — держать такое вкабинете, где, надо полагать. случаются деловые встречи… Чуточку пуританскаядуша армейца смущенно похихикивала. Рисовал настоящий мастер, конечно, дажедалекий от живописи субъект в состоянии это сообразить. Интересно, есть в этомкакая-то потаенная символика, продиктованная заказчиком, или любая перекличкасо старым многоликим сюжетом о Красавице и Чудовище — не более чем случайноесовпадение?