– Нет, не надо, я возьму сама! Скажите только, где егоможно найти! – крикнула Мэри-Джейн вслед Беатрис.

Но Беа уже исчезла из виду – и весьма кстати. Мэри-Джейнснова выдула пузырь из жвачки, затем еще раз, а напоследок выпустила целуюсерию пузырьков.

– Здорово! – восхитилась Мона.

– Как я и говорила, это целая история. Я могурассказать вам жуткие вещи о том, как я отбывала срок во Флориде. Я была там. Ив Алабаме тоже. Правда, недолго. Можно сказать, я зарабатывала себе возможностьвернуться домой…

– Не лги, – резко прервала ее Мона.

– Мона, не будь такой язвительной.

– Я видела тебя раньше, – вновь заговорилаМэри-Джейн таким тоном, словно вообще ничего не произошло. – Я помню,когда ты и Гиффорд Мэйфейр пересаживались в Лос-Анджелесе, чтобы лететь наГавайи. Тогда я впервые попала в аэропорт. Ты спала там на двух стульях возлестола, накрывшись пальто Гиффорд. И Гиффорд купила нам потрясающе вкусную еду.

«Ох, только не надо подробностей», – подумала Мона, впамяти которой и в самом деле сохранились какие-то туманные обрывкивоспоминаний об этой поездке и о том, как болела шея после пробуждения в залеожидания международного аэропорта Лос-Анджелеса. Припомнилось ей и как Гиффордговорила Алисии, что когда-нибудь привезет Мэри-Джейн обратно.

Однако Мона никак не могла воскресить в памяти образ другоймаленькой девочки. Но, видимо, она там все же присутствовала. Значит, это былаМэри-Джейн. А теперь она вернулась домой. Гиффорд, должно быть, творит чудеса снебес.

Беа вернулась с ледяным чаем.

– Вот он. Чудесный. С лимоном и сахаром – ведь ты такойлюбишь, дорогая?

– Я не помню тебя на свадьбе Роуан и Майкла, –сказала Мона.

– Это потому, что я не заходила внутрь.

Мэри-Джейн взяла из рук Беа ледяной чай и поспешно выпилаполовину, захлебываясь и утирая подбородок тыльной стороной ладони. Обломанныеногти, когда-то покрытые розовым лаком, украшал роскошный траурный узор.

– Я звала тебя. Приглашала, – сказала Беа. –Три раза оставляла записку в аптеке.

– Я знаю про эти записки, тетя Беатрис, и ни в коемслучае не собираюсь тебя упрекать в том, что ты не сделала все возможное, чтобымы присутствовали на этой свадьбе. Но, тетя Беатрис, у меня не было даже туфель!И шляпки тоже! Видите эти туфли? Я их нашла. Это мои первые туфли. До сих пор яносила только тенниски. К тому же я все прекрасно видела с улицы. И слышаламузыку. Какая прекрасная музыка была на вашей свадьбе, Майкл Карри. Скажите, выточно не Мэйфейр? Мне кажется, что вы тоже из наших. Я, во всяком случае, могуперечислить семь имеющихся у вас отметин, которые могут принадлежать толькоМэйфейрам.

– Благодарю, милая, но я не принадлежу к числу вашихродственников.

– Ну, по внутренней сути ты Мэйфейр, – сказалаСелия.

– Да, конечно, – кивнул Майкл, по-прежнемунеотрывно глядя на Мэри-Джейн.

– Знаете, когда мы были маленькими, – продолжалаМэри-Джейн, – у нас вообще там ничего не было, кроме масляной лампы,холодильника с крошками льда и москитной сетки, натянутой над крыльцом. Каждыйвечер бабушка зажигала лампу и…

– У вас там нет электричества? – спросилМайкл. – И никогда не было? Сколько же это может продолжаться?

– Майкл, ты никогда не был в Байю, – заметилаСелия.

Беа согласно кивнула.

– Майкл Карри, мы скваттеры и живем на ничейнойземле, – пояснила Мэри-Джейн. – Сейчас мы скрываемся в Фонтевро. ТетяБеатрис могла бы сообщить вам подробности. Шериф может пожаловать к нам в любуюминуту, что он периодически и делает, каждый раз выбрасывая нас на улицу. Мыупаковываем вещи, и он забирает нас в Наполеонвилль, а потом на некоторое времяоставляет в покое, пока какая-нибудь тварь – егерь или кто-то вроде того – непроплывет мимо в лодке и не донесет на нас. Знаете, мы разводим пчел на верандеи собираем мед. Только представьте! Мы можем ловить рыбу прямо с заднегокрыльца! У нас повсюду росли фруктовые деревья, пока вистерия не заглушила их.А еще у нас растет ежевика. Так вот, у нас есть все. Теперь даже электричество!Я протянула его сама с автострады. И телевизионный кабель тоже.

– Ты и вправду все это устроила? – спросила Мона.

– Милая, ведь это противозаконно, – сказала Беа.

– Конечно, я все сделала сама. Моя жизнь слишкоминтересна, чтобы лгать. Кроме того, у меня гораздо больше смелости, чемвоображения. И так было всегда. – Она, шумно хлебнув, допила остаткиледяного чая, пролив большую часть. – Хорошо. Очень вкусно. Вы добавили внего искусственный подсластитель?

– Боюсь, что так, – ответила Беа, уставившись нанее со смесью ужаса и смущения, вспомнив, что произнесла слово «сахар». Как быто ни было, Беа терпеть не могла людей, не умеющих вести себя во время еды ипроливающих на одежду напитки…

– Ладно, чего уж там. – Мэри-Джейн провела погубам тыльной стороной ладони и вытерла руку о свою юбчонку. – Ваш чай впятьдесят раз слаще всего, что я пробовала до этого времени. Вот почему якупила пакет акций компании, производящей искусственный подсластитель.

– Ты купила – что? – переспросила Мона.

– Пакет акций. Именно так. У меня есть собственный«дисконтный» брокер,[9] предоставляющий скидки. И меня этовполне устраивает, потому что в большинстве случаев я не нуждаюсь вконсультациях и могу разобраться во всем сама. Он работает в Батон-Руж. Япотратила двадцать пять тысяч долларов на фондовой бирже. И когда разбогатею,осушу Фонтевро и подниму его из руин. Я верну все обратно, до последнего крючкаи самой маленькой доски! Подождите – и сами все увидите. Перед вами будущийчлен клуба «Пятьсот самых богатых».

«Быть может, и в самом деле что-то есть в этой идиотке?» –подумалось Моне.

– А как ты раздобыла эти двадцать пять тысячдолларов? – спросила она.

– Тебя могло убить, пока ты мудрила сэлектричеством! – с укором воскликнула Селия.