– Дорогая, что же все-таки случилось? – участливымтоном поинтересовался Майкл, и в голосе его прозвучала нежность.

– Ну, знаете, старые люди все такие, – темвременем продолжала Мэри-Джейн. – Бабушка не всегда сознавала, гденаходится, не понимала иногда, сон это или явь, но знала, откуда она родом!Именно так все и произошло. Я вошла в дверь этого дома для престарелых,стремительно выскочила на середину комнаты для отдыха – или как там они ееназывают? – и там сидела моя бабушка и смотрела прямо на меня. «Где тыбыла, Мэри-Джейн? – спросила она. – Забери меня домой, дорогая. Я такустала от ожидания».

Они похоронили какую-то постороннюю женщину, скончавшуюся вдоме для престарелых.

Настоящая Долли-Джин Мэйфейр была жива. Она ежемесячнополучала чеки для бедных с чьей-то чужой фамилией, но ни разу не удосужиласьпрочесть, что в них написано. Пришлось обратиться с просьбой о проведенииспециального дознания, чтобы досконально разобраться в обстоятельствах дела, ив конце концов бабушка Мэйфейр и Мэри-Джейн вернулись в развалины дома наплантации и вновь стали жить там… Пока семейство Мэйфейр обеспечивало их всемнеобходимым, Мэри-Джейн бродила по окрестностям, стреляла из пистолета побутылкам из-под лимонада и уверяла всех, что у них с бабушкой все будет впорядке и они смогут позаботиться о себе сами. Имея всего несколько баксов,заработанных одной ей известным способом, девочка была настроена делать всепо-своему.

– Итак, они позволили старой даме и тебе жить в этомзатопленном доме? – невинным тоном спросил Майкл.

– Милый, после всего, что с ней сделали в доме дляпрестарелых, а потом еще и перепутали ее с какой-то другой женщиной и написалиее имя на могильной плите, кто, черт возьми, мог возражать против ее жизни сомной? А кузен Райен из «Мэйфейр и Мэйфейр»! Вы знаете, что он сделал? КузенРайен приехал и буквально разнес этот город в клочья!

– Это вполне в его духе, – улыбнулся Майкл, –держу пари, он именно так и поступил!

– Во всем случившемся была наша вина, – сказалаСелия. – Мы не имели права терять этих бедняжек из виду и обязаны былипозаботиться о них.

– Ты уверена, что не росла в Миссисипи или даже вТехасе? – спросила Мона. – Твоя речь звучит как амальгама всего Юга.

– Что значит «амальгама»? Видишь, в чем преимуществотвоего образования перед моим? Я самоучка. Между нами глубочайшая пропасть.Существуют слова, которые я не осмеливаюсь произносить. К тому же я не умеючитать транскрипцию в словарях.

– Ты хочешь пойти в школу, Мэри-Джейн?

Интерес Майкла к их разговору возрастал с каждой секундой.Его головокружительно невинные синие глаза тщательно фиксировали все вокругкаждые четыре с половиной секунды. Он был слишком умен, чтобы останавливатьвзор на грудках малышки и на ее бедрах, даже на ее маленькой головке, котораявовсе не была недоразвита, а скорее говорила о своего рода изяществе иприродной утонченности.

– Да, хочу, – ответила Мэри-Джейн. – Когда яразбогатею, у меня будет частный преподаватель, как у Моны, которая уже сейчасзнает, что она получит все, что захочет. Вы меня понимаете? Это будетпо-настоящему умный парень, который может назвать вам каждое дерево, мимокоторого вы проходите, и скажет, кто был президентом через десять лет послеГражданской войны, и сколько индейцев участвовало в битвах у Бегущего Быка, ичто такое теория относительности Эйнштейна.

– Сколько тебе лет? – спросил Майкл.

– Девятнадцать с половиной, парниша, – объявилаМэри-Джейн, покусывая маленькими белыми зубками нижнюю губу, поднимая однубровь и подмигивая.

– Эта история о бабушке… Ты не шутишь? Неужели все таки случилось? Ты забрала оттуда свою бабушку и…

– Дорогой, все произошло именно так, – сказалаСелия, – в точности как говорит эта девочка. Однако, думаю, нам лучшепройти в дом. Мне кажется, мы расстраиваем Роуан.

– Не уверен, – покачал головой Майкл, – бытьможет, она слушает. Я не хочу уходить отсюда. Мэри-Джейн, можешь ли тызаботиться об этой пожилой леди самостоятельно?

Беатрис и Селия разволновались. Будь Гиффорд жива, она бытоже занервничала. Еще бы! «Оставить старую женщину без присмотра!» – как впоследнее время часто повторяла Селия.

«А ведь они обещали Гиффорд, что позаботятся о СтарухеЭвелин!» – вспомнила Мона.

Гиффорд постоянно пребывала в состоянии безнадежногобеспокойства о всех находившихся с ней в родстве – вне зависимости от степениего близости.

– Мы поедем и проверим, в каких условиях она живет икак себя чувствует, – решительно заявила Селия.

– Да, сэр, мистер Карри, так все и случилось. Я забралабабушку домой к себе, и, можете себе представить, спальное место на верхнейверанде сохранилось точно таким, каким мы его оставили. Представляете, послетринадцати лет радио осталось на том же месте! И москитная сетка, и холодильник!

– В этих болотах? – удивилась Мона. –Поверить не могу!

– Да-да, милая, чистая правда.

– Разумеется, мы снабдим их свежим постельным бельем ивсем новым, – сказала Беатрис. – Мы хотели поместить их в гостиницу,или в какой-нибудь дом, или…

– Да, естественно, – подхватила Селия. –Боюсь, эта история попадет в газеты. Милая, твоя бабушка сейчас там совсемодна?

– Нет, маам, она там с Бенджи. Бенджи из трапперов, онставит капканы. Вот уж точно: сумасшедшие люди, эти трапперы. Они живут влачугах из жестяных банок, с окнами из осколков стекла. Я плачу ему меньшеминимальной зарплаты за то, что он присматривает за бабушкой, и за дежурство утелефонов, но не беру с него никаких налогов.

– Ну и что же? – спросила Мона. – Оннезависимый подрядчик.

– Ты определенно умна, – сказалаМэри-Джейн. – Не думай, что я этого не понимаю. Я кусаю губы, когда самавижу столь лакомый кусочек прямо у себя под носом. Этот Бенджи – спаси егогосподь! – всегда придумает, как раздобыть легкие деньги здесь, воФранцузском квартале. Мелкая торговля – ничего другого Господь ему не дал.

– О боже! – вздохнула Селия.

Майкл рассмеялся.

– Сколько лет этому Бенджи? – спросил он.

– Двенадцать лет в этом сентябре, – ответилаМэри-Джейн. – У него все в порядке. Его большая мечта – продаватьнаркотики в Нью-Йорке, а моя большая мечта – поступить в Тулейн и статьдоктором медицины.