Я встречал не одного «крупного мужчину» в больнице, на которого нападал кто-то поменьше. Все дело в том, что важно быть «альфачом».

– Не только издевались, – продолжил он, – я никогда не знал, как вписаться. Знаете, ты просто родом из черной семьи, и тебя не принимают. Вот это случилось и со мной.

Он закатал рукава рубашки, обнажив предплечья. На них виднелись глубокие старые шрамы.

– Раньше я резал себя, потому что не мог справиться со стрессом,[12] – на самом деле это было глупо, но я притворился, что получил шрамы в драке. Хотя это не так.

– Семья отвергла вас?

– В колледже у меня был хороший учитель, который рассказывал всякие вещи, ну, вы знаете, о жизни. Он взял меня под свое крыло. Но потом он ушел. У мамы были проблемы с алкоголем, а папы у меня не было. Видите, я же говорил, что вы меня не поймете.

– Однажды учитель сказал мне, что я недостаточно умен, чтобы стать врачом, – ответил я. – Я думаю, это заставило меня работать усерднее, но также вижу, что это могло разрушить мою мечту. А кем вы хотели стать?

– Мне нравилось что-то строить. Искусство, что-то в этом роде.

– Вы хотели стать строителем? Архитектором?

– Нет, я не был настолько умным. Я работал на стройке, но меня уволили, потому что я заболел – начальство не хотело, чтобы я возвращался, и, честно говоря, мне было неприятно находиться на улице в таком состоянии.

– Что происходит, когда вы на взводе?

– Я раздеваюсь. Бегаю повсюду. Много говорю. Чувствую себя великолепно. Я полон энергии. Как будто я на наркоте.

– Когда полицейские вас замечают, они проверяют, все ли в порядке?

Лео поморщился.

– Можно и так сказать, но я ударил парочку из них, когда меня впервые арестовали. Я был болен – а тогда бушевали общественные беспорядки, – они этого не забыли.

– Расскажите мне о своем альбинизме. Как это влияет на вас?

Людям с альбинизмом не хватает фермента тирозиназы, который необходим организму для выработки меланина – пигмента, окрашивающего кожу, глаза и волосы. Кожа Лео была бледной, глаза – голубыми, а волосы – оранжево-русыми.

– Когда я был маленьким, маму постоянно спрашивали, ее ли я ребенок. Раз или два, когда я стал немного старше, какие-то белые дети спрашивали, что я делаю, ну, с моей мамой.

Лео подвергнул цензуре слово, которое они явно использовали, чтобы обозвать его мать. Он опустил жалюзи в рабочей комнате для заключенных и подошел ко мне, чтобы снова сесть.

– Я никогда по-настоящему не знал, кто я такой, но потом понял, что должен быть черным, более черным, чем кто-либо другой.

– Как это? – спросил я.

– Я читал о Черном самосознании, Черной силе, Малкольме Икс[13], «Нации ислама»[14], «Черных Пантерах»[15].

– Вы бы предпочли черного психиатра?

– А вы таких знаете? – спросил Лео с насмешкой. – Как вы попали в психиатрию?

Я рассказал ему. Я рассказал ему о том, как мой брат повредил глаз, и о том, как мистер Томкинс затеял тот разговор с Майком и мной. Он рассмеялся.

– Подобные вещи случались со мной постоянно.

– Но был и другой учитель, – сказал я ему. – Звучит банально, но он присудил мне приз, прежде чем я перешел в следующий класс. Он помог мне снова поверить в себя.

– Мой учитель… – Лео колебался. – Тот, о ком я упоминал, он выдал мне диплом, удостоверяющий, что я изучал технологию проектирования.

– Вы выглядите лучше после последнего маниакального состояния. Как вы себя сейчас чувствуете?

Он казался задумчивым.

– Гораздо лучше. Расскажете мне о литии? Прошлый консультант рекомендовал его мне. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о нем.

– Хорошо, – кивнул я. – Как насчет сделки? Я расскажу вам о стабилизаторах настроения, а вы расскажете мне о том, каково это – быть черным, и о своем опыте. У вас уникальный опыт.

Мне не пришлось ждать. Лео устроил мне часовой мастер-класс о том, как быть черным, от рабства до Манделы и далее.

– Кругом так много расизма, – заключил он. – Он повсюду. На днях я сел в лифт в «Джоне Льюисе», и какая-то мамочка поспешно вытолкала свою маленькую девочку прочь оттуда. Я знал, что это не их этаж: они вышли в отделе мужской одежды.

Через неделю после этого разговора я пошел ужинать со своим другом Фейсалом. Я рассказал ему о переживаниях Лео.

– Меня останавливают раз в месяц, – сказал Фейсал.

– Какая у тебя машина? – спросил я.

– BMW седьмой серии.

– Так тебе и надо, – сказал я.

Мой Fiat вообще не останавливали.

На прошлой неделе, два десятилетия тому назад, нигерийский врач, замечательная, умная, добрая женщина, сидела со своим мужем на скамейке возле их церкви.

– Идите домой, – сказала симпатичная белая пара, проходившая мимо.

На следующий день за ее сыном медленно ехала машина с тонированными стеклами, пока он совершал пробежку – все шесть километров. Я думаю, что всегда недооценивал пагубную силу расизма. Я знал о его существовании в теории, и мне не хотелось признавать, что я сам тоже являюсь частью институционально расистского общества. Изучая криминологию, я просмотрел статистику арестов молодых чернокожих мужчин. Позже я работал в тюрьме и в общих отделениях в Лондоне, а затем попал в службу судебной психиатрии, тоже в Лондоне. И, честно говоря, везде я встречал гораздо больше чернокожих людей, чем предполагал[16]. Я не говорю, что сознательно ставил чернокожим людям неправильные диагнозы. Просто в некоторых областях психиатрии не нужен статистик, чтобы увидеть, что в этой сфере чернокожих пациентов явно значительно больше. Нужно задавать сложные вопросы о неравенстве возможностей, об образовании, жилье и полицейской деятельности. А потом разобраться, почему люди заболевают.

Вопрос о том, голубые у вас глаза или карие, никогда не был таким важным, как сейчас.

Я взял у Лео кровь на анализы, и на следующей неделе он начал принимать литий. В следующий раз я увидел его в амбулаторном отделении, и он снова связался со своим старым учителем и сказал мне, что у него новые отношения.

– Она совсем не похожа на меня, – взволнованно сказал он.

«То есть она не черный общественный активист с биполярным расстройством?» – хотел пошутить я, но вместо этого спросил:

– Что вы имеете в виду?

– В ней всего сто пятьдесят пять сантиметров роста.

Я не видел своих учителей с тех пор, как окончил школу. Я вернулся домой и пошел по дорожке к подъезду. Папа стоял перед гаражом, мама