достаточно хорошо натренировал свои уши различать «тук-тук» двух сердечных тонов, прочитал кое-что о заболеваниях клапанов сердца и о том, какой тип шума они вызывают.

Но в реальной жизни я еще никогда не слышал этих самых тонов. Я знал, что некоторые шумы в сердце звучат как «ПШ-Ш-Ш», когда кровь поступает обратно в верхнюю камеру; знал, что есть такие, которые звучат как «луп-де-ду-у-у-у-у», когда старый изношенный митральный клапан открывается под внешним давлением. Но до сих пор все это было только теоретически. Слушая с помощью своего почти новенького стетоскопа сердце мистера Хиггинса, я находился под пристальным вниманием наставника, Великого Старого врача.

– Кейв, ты слышишь щелчок?

Великий Старый врач знал все. Он излучал уверенность и творил свое искусство с уравновешенностью и изяществом. Я не хотел его разочаровывать. Никто не хотел разочаровывать его, даже пациенты. Они так его уважали и боялись, что им, похоже, становилось лучше – лишь бы только не расстроить доктора. Я посмотрел на него и почувствовал себя ужасно, потому что я слышал только какой-то влажный, хлюпающий звук, который, скорее всего, исходил из кишечника пациента, а не из его сердца.

– Ну, ты слышишь? – Он немного повысил голос, как будто разговаривал с иностранным официантом.

Я ни черта не слышал. Но я решил все же сказать «да», тем более это было не совсем ложью. Поэтому, пока его вопрос все еще звенел у меня в ушах, я выпалил:

– Определенно.

Понятия не имею, почему я выбрал именно это слово. Наверное, оно показалось мне более убедительным.

Секунду мне казалось, что мое вранье сошло мне с рук. Но потом я поднял глаза. Обычно светлое, покрытое морщинами лицо моего учителя, казалось, поникло. Он… о боже, я чувствовал себя ужасно.

– Кейв, я рассказывал тебе свой второй закон?

Я покачал головой… Я и про первый-то ничего не знал и был так напуган, что спросить побоялся.

– Если человек говорит «определенно», то, скорее всего, он совсем не уверен в том, о чем говорит.

Я покрутил эти слова в голове, пытаясь разобраться в них, а вдруг как будто что-то щелкнуло. Конечно, он прав. Ведь если вы в чем-то уверены, вам не нужно говорить, что вы «определенно уверены». Достаточно простого «да».

Я был потрясен. Попробуйте, распознайте ложь в ответе на вопрос. Например, я часто задавал своим пациентам в клинике наркозависимости такой:

– Вы все еще употребляете героин?

Тут есть два возможных ответа: либо «нет», либо «нет, я определенно перестал употреблять героин».

Замечаете, что второй ответ является ложью? На самом деле его можно перевести так: «Давайте быстрее выпишите мне этот чертов рецепт на метадон, потому что иначе я разминусь со своим барыгой, и тогда мне и в самом деле придется принимать это ваше зеленое дерьмо». Метадон используется для лечения героиновой зависимости. Он выпускается в виде густой зеленой жидкости, которая очень привлекательна для детей, поэтому каждый год множатся случаи попадания этого лекарства в детские организмы.

Мой старый-престарый врач сжалился надо мной. Он жестом вернул меня к пациенту и попросил послушать еще раз.

– Тебе нужно предвидеть то, что ты услышишь, – сказал он величественным и бесконечно мудрым голосом.

Он заставил меня тихо произнести «люп-де-ду-у-у-у», чтобы отрепетировать это в уме.

– То, что мы слышим, – это проекция того, что мы ожидаем услышать.

Это было все равно что слушать шаолиньского монаха. Этому человеку следовало бы стать психиатром. Он был прав по всем пунктам. После того как соберешь историю болезни пациента и проведешь тщательное обследование, к моменту, когда надо будет слушать его грудную клетку, нужно знать, что ты услышишь.

Это правило верно и для психиатрии. Все дело в истории. Итак, я снова послушал сердце мистера Хиггинса и опять ничего не услышал. А затем мой Великий врач наклонился вперед, положил свою руку поверх моей, обхватил стетоскоп и мягко, но твердо прижал его к грудной клетке пациента. И я слушал, слушал, казалось, целую вечность, и звуки медленно звучали и прояснялись.

– Вот оно! – Я был в восторге. Те мерзкие звуки отступили, и я смог услышать безошибочно узнаваемый и совершенно чудесный звук «люп-де-ду-у-у-у». – Я слышу, – сказал я, возможно, слишком громко. Я встал и снял стетоскоп.

МНОГОЕ ИЗ ТОГО, КАК МЫ ПОНИМАЕМ МИР, ЯВЛЯЕТСЯ ПРОЕКЦИЕЙ ТОГО, ЧТО ВНУТРИ НАС.

Оказалось, что выслушивание тонов сердца с помощью стетоскопа ничем не отличается от выслушивания пациентов с психическими заболеваниями.

И психиатрия стала моим следующим увлечением в медицинской школе.

Несмотря на мой короткий роман со стетоскопом, в глубине души я всегда знал, что буду верен своей первой любви. К тому времени сильнее моего почти бредового намерения стать врачом было только желание быть психиатром, и притом хорошим.

К сожалению, все началось не слишком гладко. Начало было довольно странное.

У меня есть привычка вести дневники, писать заметки о случаях пациентов. Я потом пересматриваю их в учебных целях. И сейчас мне в руки попали записи о случае миссис Кэмпбелл – первой пациентки из отделения психиатрии, с которой я встретился будучи еще студентом. Передо мной записи с собеседования, когда только изучаешь проблему пациента и начинаешь лечение.

Вот думаю теперь – куда положить эти записки? В коробку для хранения или в кучу на выброс? Это не судебно-медицинское дело, хоть миссис Кэмпбелл и доставила в больницу полиция.

Миссис Кэмпбелл, высокую крупную женщину, доставили в больницу Святого Иуды с криками и воплями. Дежурный психиатр, старший ординатор, велел мне поместить ее в палату. Он дал мне в напарники одного из самых опытных ночных медбратьев – это был парень из Ганы, я его видел.

– Присмотри за ним, – крикнул он нам вслед, однако на окрик оглянулся и кивнул я, а не медбрат. Мы шли в отделение неотложной помощи, ориентируясь на крики.

– Он мой сосед. Это его нужно арестовать.

Я представился ей. Мой коллега-медбрат из Ганы Мозес тоже.

– Они издеваются, что ли!? Ты же совсем сопляк! – начала она.

У нее был сильный акцент кокни, она была родом «с севера», и я мог уловить и разобрать в ее словах далеко не все.

– Иди позови настоящего доктора. Он отправит меня домой.

– Миссис Кэмпбелл, мне нужно выяснить, почему вы здесь, и тогда настоящий доктор сможет прийти и осмотреть вас.

Было больно говорить «настоящий доктор», но она, вероятно, была права. Я был парнем двадцати одного года, а выглядел еще младше, хоть и отрастил усы, чтобы казаться старше.

Она стиснула зубы и зацокала языком, из чего