Потом тихо спросил:

– Зачем ты дала мне это прочитать?

– Потому что, сдается мне, есть на свете двери, куда тебе нужно войти.

Он нахмурился. Ответ травницы, как обычно, не удовлетворил его.

– Хранитель башни. Он…

– Мне нечего о нем рассказать. – Эрагон раскрыл было рот, но Анжела опять перебила: – Нет. Задавай другие вопросы, если желаешь, но только не о нем.

– Как хочешь. – Однако подозрения Эрагона не развеялись. Он обвел взглядом общий зал. Эльва сидела в сторонке, болтая с гномами, и они внимали ей с непривычным воодушевлением. – То, что ты написала о ней…

– Эльва – блестящая девочка, и ее ждет блестящее будущее, – отрезала Анжела с чересчур блестящей улыбкой.

– В таком случае я прослежу, чтобы она получила блестящее образование, достойное такой многообещающей личности.

– Вот именно, – подтвердила Анжела с полным удовлетворением. А потом удивила его: – Пойми меня, Эрагон: дело не в том, что эта работа мне не по плечу. Просто есть на свете задачи, которые лучше выполнять не одной парой рук.

Он кивнул:

– Конечно. В конце концов, я несу ответственность за Эльву.

– Это верно… Хотя мог бы свалить вину на Брома: дескать, не обучил тебя как следует правильным формам древних языков.

Эрагон невольно рассмеялся:

– Возможно. Но перекладывать на мертвых вину за наши собственные ошибки – занятие бессмысленное.

Спицы в руках травницы продолжали размеренный перестук. Анжела подняла на глаза на Эрагона и задумчиво сказала:

– Да ты, кажется, на старости лет набрался мудрости.

– Не совсем. Просто не хочу совершать те же ошибки, что раньше.

– Это и есть одно из определений мудрости.

Он еле заметно улыбнулся:

– Возможно, но избегать ошибок – это все-таки слишком мало для того, чтобы назвать человека мудрым. Разве черепаха, которая сотню лет живет в одиночестве под одним и тем же камнем, чему-нибудь научилась?

Анжела пожала плечами:

– А разве человек, который сотню лет живет в одиночестве в Башне, чему-нибудь научился?

Эрагон задумался:

– Может быть. По-разному бывает.

– Даже если так.

Он встал, протянул ей бумаги:

– Возьми.

– Оставь себе. От них тебе будет больше пользы, чем от меня. И кроме того, эти слова хранятся у меня в голове. А это самое главное.

– Я буду хранить их там, куда никто никогда не заглянет, – пообещал он и сунул бумаги за пазуху.

– Уж постарайся, – улыбнулась травница.

Потом Эрагон перевел взгляд на Эльву, и по его спине пробежал холодок. Ну и пусть! Если дело предстоит сложное или деликатное, это не значит, что его не надо делать.

– Вернемся к этому разговору позже, – сказал он, и Анжела непочтительно хмыкнула.

Шагая обратно через зал, Эрагон мысленно обратился к Сапфире. Она была во дворе с Блёдхгармом и эльфами, расчищала его от снега огнем из пасти.

«Ты слышала?» – спросил он.

«Конечно, малыш».

«Мне нужна твоя помощь».

«Сейчас иду».

Эрагон почувствовал, как Сапфира развернулась и пошла в башню. Приободрившись, он зашагал дальше. В одиночку ему было бы непросто совладать с маленькой ведьмой, но даже эта своенравница вряд ли посмеет дерзить дракону. Кроме того, Эрагон не верил, что девчонка сможет подчинить Сапфиру своей воле так же легко, как подчинила бы его самого.

Как бы то ни было, общение будет интересным.

Он остановился перед Эльвой. Девочка подняла на него свои фиалковые глаза и улыбнулась широко и острозубо, как кошка мыши.

– Здравствуй, Эрагон, – произнесла она.

После долгого ожидания в предгорья Арнгора наконец-то пришла весна.

Эрагон вышел из главного зала на свежий воздух: он расчищал от корней участки земли возле опушки соседнего леса. Здесь высадят травы, овощи, ягоды, другие полезные культуры, в том числе кардус, который курят гномы и люди, и огненную траву, от которой у драконов улучшается пищеварение.

Он скинул рубашку и наслаждался теплом полуденного солнца. Как хорошо, что в череде холодных, пасмурных дней выдался такой теплый и солнечный. Сапфира была неподалеку, нежилась на подстилке из примятой травы. Она заранее вспахала почву огромными когтями, чтобы ему легче было выкорчевывать.

Бок о бок с Эрагоном трудились несколько гномов – двое мужчин и три женщины, все из клана Орика – Дургримст Ингеитум. За работой они смеялись и пели на своем языке, и Эрагон подпевал им, как умел. В недолгие часы свободного времени он пытался хоть немного выучить язык гномов. А язык ургалов был даже еще грубее. Изучая древний язык, он понял: в словах заключена сила. Иногда буквально, иногда в переносном смысле. Как бы то ни было, Эрагон старался изведать и понять все, что можно, и ради собственного блага, и ради тех, ответственность за кого он взвалил на себя.

Нахлынуло воспоминание. Он стоит на лугу у окраины Эллесмеры, среди сосен, которым эльфы пением придали изящные формы. Перед ним раскинулась радужная россыпь цветов, растущих текучими узорами среди этого травяного оазиса в глубине тенистого леса. Над цветами жужжат пчелы, порхают бабочки, яркие, как лепестки. А тень под ним извивается по-драконьи, испещренная крапинками света, отраженного от его красной чешуи.

И все хорошо. Все так, как надо.

Эрагон встряхнул головой, возвращаясь в настоящее. По лицу струился пот. С тех пор как Элдунари открыли для него свой разум и стали делиться воспоминаниями, перед ним то и дело вспыхивали видения о прошлом, ему не принадлежавшие. Эти вспышки вгоняли его в растерянность – и своей неожиданностью, и потому, что он успел освоить только малую часть огромного запаса знаний, хранившегося теперь у него в голове. А чтобы полностью изучить его, и целой жизни не хватит.

Ничего страшного. Эрагон любил учиться и радовался, что предстоит еще так много узнать об истории, Алагейзии, о драконах и о жизни в целом.

Конкретно это воспоминание принадлежало дракону по имени Айваррос, который лишился тела в сильную не по сезону грозу незадолго до падения Всадников.

Картины из окрестностей Эллесмеры навеяли на Эрагона воспоминания о том, как он сам бывал в городе эльфов. Сердце кольнуло грустью: он подумал об Арье. Она стала королевой своего народа в древнем лесу Дю Вельденварден. Они разговаривали несколько раз через волшебное зеркало, которое Эрагон хранил в башне, но у обоих хватало забот и дел, и беседы получались не только редкими, но и короткими.