Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрагон не переставал удивляться тому, что, несмотря на эти чары, Эльва сумела сохранить здравый рассудок. Однако она была еще очень молода, и опасность оставалась.
– Анжела, чего ты недоговариваешь? – прищурился он и подался вперед. – С Эльвой что-то не так?
– Не так? – весело рассмеялась травница. – Нет, все так. У тебя слишком подозрительный ум, истребитель теней.
– Гм. – Он не очень-то поверил.
В тишине размеренно шуршал язык Солембума.
Наконец травница сунула руку за пазуху и извлекла тонкий плоский сверток из промасленной ткани.
– А вот и вторая причина моего появления. – Она протянула сверток Эрагону. – В свете надвигающегося на меня старческого слабоумия я решила приложить перо к бумаге и записать полный рассказ о моей жизни. Автобиографию, так сказать.
– Надвигающегося старческого слабоумия? – Кудрявая женщина не выглядела старше своих двадцати с небольшим лет. Эрагон взял сверток. – И что велишь мне с ним делать?
– Как что? Прочитать, конечно! – воскликнула Анжела. – Для чего же еще я тащилась через всю Алагейзию, если не затем, чтобы услышать просвещенное мнение человека, выросшего среди неграмотных крестьян?
Эрагон ответил долгим взглядом.
– Очень смешно. – Он развернул пакет и обнаружил стопку листов, испещренных рунами, которые были выведены чернилами разного цвета. Быстро пролистал их, увидел несколько названий глав. Главы явно шли вразнобой. – Тут многого не хватает, – сказал он.
Травница лишь отмахнулась, как от чего-то незначительного.
– Это потому, что я писала их не по порядку. Так уж устроен мой ум.
– Но откуда ты знаешь, что… – Он присмотрелся к странице, – что эта глава должна быть сто двадцать пятая, а не, скажем, сто двадцать третья?
– Потому что, – возгласила Анжела с чувством превосходства, – во мне жива вера в богов. И они вознаграждают меня за старания.
– Да откуда в тебе вера? – Эрагон подался вперед, чувствуя, что обретает превосходство в этом странном поединке. – Ты вообще ни во что не веришь, кроме себя самой.
На лице Анжелы нарисовалось шутливое возмущение.
– Это еще что? Ты смеешь сомневаться в моих убеждениях, Шуртугал?
– Ничуть. Просто интересуюсь, куда они направлены. И даже если я приму твои слова за правду, в каких богов ты веришь? В тех же, что и гномы? Или ургалы? Или бродячие племена?
Улыбка травницы стала еще шире.
– Ну разумеется, во всех сразу! Моя вера слишком широка и не может быть втиснута в рамки одного-единственного набора богов!
– Мне кажется, тут могут крыться… противоречия.
– Ты мыслишь слишком буквально, сын Брома, я тебе это уже говорила. Раздвинь границы своих представлений о том, что возможно, а что нет. – Во взгляде Анжелы было столько насмешки, что Эрагону стало не по себе.
– Может, ты и права. – Он постарался быть к ней снисходительнее. – И все-таки не боги же написали эти страницы!
– Не боги, – подтвердила она. – Я сама. Но мы что-то углубились в теологию. Тема для беседы, конечно, увлекательная, но все-таки я пришла не за этим… Знаешь кольца-загадки, которые делают гномы?
Эрагон кивнул. Однажды Орик подарил ему такое кольцо, когда они ездили из Тронжхайма в эльфийский город Эллесмеру.
– Тогда ты знаешь: если их разобрать, они выглядят как сумбурная груда перепутанных металлических полосок. Но сложи их в нужном порядке, и вот оно – красивое, прочное кольцо! – Анжела указала на бумаги. – Вот так и здесь. Порядок или беспорядок – зависит от точки зрения.
– А какая точка зрения у тебя? – тихо спросил он.
– Та же, что у изготовителя колец, – столь же тихо ответила травница.
– Я…
– Хватит задавать вопросы, прочитай наконец рукопись. – Она взяла варежки и встала. – Потом поговорим.
Травница вышла. Солембум перестал вылизываться, поглядел на Эрагона глазами-щелочками и сказал:
«Берегись теней, которые ходят, человек. В мире действуют причудливые силы».
И кот-оборотень тоже ушел, неслышно ступая мягкими лапами.
Эрагон, сердитый и встревоженный, откинулся на спинку кресла и углубился в бумаги Анжелы. Его так и подмывало, просто назло ей, читать не по порядку, однако он взял себя в руки и начал, как и положено, с самого начала…
Предисловие
Меня часто называли распущенной, и я на это ни капельки не обижаюсь. Когда я была молода (да, дорогой читатель, я была молода, как бы ни противились этому факту недалекие последователи доктрины истинных мотивов), я по неразумению показала всем свою натуру. И в своем юношеском запале повторяла эту ошибку слишком много раз.
Хочешь ли испробовать и разнюхать, увидеть и понять, попробовать на вкус мою душу? Я не бестолковое дитя. Нет. Теперь я ошибаюсь редко и никогда не повторяю своих ошибок, потому что в моей профессии за них надо расплачиваться кровью, плотью и жизнью.
Итак.
Все сказки, собранные в этом томе, совершенно правдивы, и все до единой – неправда. Оставляю внимательному читателю распутывать прихотливые нити повествования, памяти, фактов и лжи. Вот что я вам скажу: я с величайшим тщанием даю точнейший пересказ самых известных – и, следовательно, самых недопонятых и перевранных событий.
Истина редко лежит посередине, ровно между двумя противоположными точками зрения. По моему опыту, она располагается значительно выше и левее очевидной, всеми провозглашаемой «правды». Поднимите глаза от плоскости человеческих деяний, и вы увидите парящего над головой дракона или, по крайней мере, весьма выразительное небо, которое вовремя предупреждает: пора искать укрытие, потому что надвигается гроза.
Вы часто слышите советы о том, что до правды надо докапываться. Ни в коем случае не делайте этого. Я уже докопалась. Увидела, что лежит внизу, и не пожелаю этого даже самым худшим из вас.
Стремитесь к мудрости! Или, по крайней мере, к снижению идиотизма.
Глава 7
Звезды движутся по ночному небу
Когда я была маленькой, это казалось очевидной истиной, о которой и задумываться-то не стоит, наподобие солнечных восходов или смены времен года.
Мне ярко вспоминается та ночь, когда я лежала на высокогорном пастбище и широко раскрытыми глазами наблюдала небесную феерию. Пылающие звезды озаряли холодным сиянием широкое ясное небо, такое далекое от дыма городских очагов и света факелов искателей.
Звезды чертили над землей свои еженощные пути. Они двигались. Это же очевидно, разве не так? Но на поверку очевидное часто оказывается иллюзией.