Сапфира наблюдала за ним из-под полуопущенных век. Потом фыркнула, пустив катиться по земле круглое облачко дыма.

Эрагон улыбнулся, снова вскинул над головой мотыгу. Жизнь налаживается. Зима прошла. Главный зал достроен, крыша закончена. Близки к завершению еще несколько залов. Три Элдунари, когда-то безумные, переселились из пещер в Зал Тысячи Красок, возрожденные удивительным талантом Эльвы.

Девочка, травница и кот-оборотень покинули замок две недели назад. Эрагон не сожалел об их уходе – рядом с ними ему всегда делалось не по себе. Однако он гордился своими успехами с Эльвой. Он работал с девочкой каждый день, обучал ее, как когда-то учили его самого Бром и Оромис. Она также проводила много времени с Сапфирой, Глаэдром и другими драконами – из тех, кто сохранил рассудок. К тому времени, как они с Анжелой решили уйти, Эрагон заметил, как сильно изменилась Эльва. Она стала спокойнее, рассудительнее, в ответах уже не так сильно сквозил злой яд.

Эрагон надеялся, что эти изменения сохранятся надолго.

Он спросил, куда они направляются, и Анжела ответила:

– О, к каким-нибудь дальним берегам. В тихое, хорошо укрытое местечко, где нас не будут подстерегать неприятные сюрпризы.

В последние несколько месяцев Эрагон всеми силами старался выудить у травницы ответы на самые разные вопросы, но с тем же успехом он мог бы прутиком сверлить отверстие в гранитной стене. Она успешно отражала, развеивала и всячески разбивала его усилия. Единственным, что он у нее выведал, была история о том, как она повстречалась с Солембумом, и тот вечер выдался самым занимательным за это время.

Взгляд Эрагона упал на розовую полоску среди вспаханной земли. Он отложил мотыгу, присел и увидел длинного кольчатого дождевого червяка – тот, осторожно нащупывая дорогу, полз среди комьев ароматной земли.

Эрагону стало неловко за то, что он потревожил жилище червя. Он положил руку на землю и дал червяку заползти на ладонь. Потом осторожно отнес на несколько шагов от грядки и опустил возле кустика сухой травы. Там червяк сможет снова зарыться в землю.

Из главного зала донеслись крики:

– Эбритхиль! Эбритхиль!

Из полумрака дверей появилась эльфийка Астрит – запыленная, вся в грязи, по правой руке змеится кровавая царапина, на лице застыла боль.

У Эрагона волосы встали дыбом, в душе взяли верх древние инстинкты. Он подскочил к грядке, схватил мотыгу и помчался к Астрит. А она выпалила:

– Туннель, где мы работали, обрушился! Двое…

– Какой туннель? – на бегу спросил Эрагон.

Позади него Сапфира встала на ноги и заковыляла следом.

– На самом нижнем уровне. Гномы пытались вскрыть боковой коридор, который мы нашли вчера. Потолок не выдержал, и двое остались за грудой камней.

– Ты уже сказала Блёдхгарму?

– Он встретит нас там.

Эрагон кивнул.

Они вместе бегом пересекли главный зал, буквально скатились по лестнице и толкнули дверь, ведущую в шахтные туннели под крепостью. Тело обжег подземный холод, и Эрагон пожалел, что не успел надеть рубашку. «Не до этого».

Несколько минут они молча пробирались по боковым туннелям, глубоко вгрызавшимся в недра горы Арнгор. На стенах через равномерные, но большие промежутки висели фонари, и между ними сгущались тяжелые тени.

В глубине разума Эрагон чувствовал, что Сапфира внимательно следит за происходящим. «Я могу помочь?» – спросила она. Он чувствовал ее бессильную досаду: туннели слишком узкие для взрослого дракона, такого крупного, как она.

«Будь наготове. Возможно, понадобится твоя сила».

Когда они с Астрит спустились на нижние уровни старой шахты, впереди зазвучали сердитые голоса. Они эхом отражались от голых каменных стен, сливаясь в нестройный гул. Возле рухнувшего участка в воздухе до сих пор висело облако пыли, возле потолка маячили три волшебных огонька, добавляя света, пусть и неровного.

Из дымки вынырнули четыре гнома; Эрагон знал их всех. Они разбирали завал, растаскивали по сторонам туннеля обломки, пытаясь извлечь своих погребенных товарищей.

Астрит указала на огромную каменную плиту, лежавшую поперек узкого коридора. Несколько трещин, прямых как стрелы, рассекали ее на части. Астрит сказала:

– Я разбила скалу, эбритхиль, чтобы поднять обломки. Но если убрать одну часть, остальные осядут еще ниже, а у меня не хватит сил удерживать их все сразу.

Главный гном – густобородый малый по имени Друмгар – кивнул.

– Так и есть, джургенкармейтдер. Нам нужна твоя помощь и помощь драконов тоже.

Эрагон приложил кирку к стене и на миг закрыл глаза. Силой разума стал искать попавших в западню гномов. Вот они! В нескольких футах впереди. Один из них в сознании, да и то слабом и угасающем, как свеча на ветру.

Разве их там не двое?

Эрагон не стал мешкать. Он чувствовал, как из гнома медленно вытекает жизнь.

– Отойдите подальше, – велел он.

Астрит и гномы попятились. Тогда Эрагон протянул мысленную связь к Сапфире, а через нее – ко всем Элдунари в Зале Тысячи Красок и произнес одно-единственное слово силы:

– Р'иса.

Слово было простым, но его намерения – сложными, и именно они определяли ход исполнения чар.

По туннелю прокатились скрипы, шорох, дрожь. Груда осыпавшихся камней медленно поднялась в воздух. На это требовались огромные силы, и Эрагон сразу почувствовал, как высока цена заклинания: если бы не драконы, он бы давно лишился чувств и потерял власть над чарами.

В воздухе клубилась пыль. Эрагон прижал каменные обломки к потолку. Невольно закашлялся и произнес:

– Мелтхна.

По его магической команде камни, которые он держал, слились воедино, воссоединились с окружавшими стенами, вновь составили костяк горы Арнгор. Из затвердевших пород выплеснулась волна жара – Эрагону обожгло щеки, опалило волосы на груди.

Он перевел дыхание и дочитал-таки заклинание до конца.

«Спасибо», – сказал он Сапфире и через нее – всем Элдунари.

Когда осела пыль, трепещущий свет волшебных огоньков выхватил из темноты туннеля скорченные тела двух гномов. Вокруг алели пятна крови.

Друмгар и остальные гномы кинулись к своим товарищам. Эрагон шел медленнее: он был еще слаб после сотворения столь сильных чар.

Вдруг гномы застонали, стали дергать себя за бороды, горестно запричитали. У Эрагона зашлось сердце. Он снова попытался мысленно отыскать в раздавленных телах искорки жизни.

Но не нашел. Оба гнома были мертвы.

Как он ни торопился, но все же не успел их спасти. Эрагон рухнул на колени, смахнул слезы. Гномов звали Нал и Бримлинг, и хоть он был с ними мало знаком, но все же часто видел вечерами у костра, у них всегда были наготове веселая песня, добрая шутка, хорошее настроение.