— Одним камнем трех собак! Ты сбережешь воинов, убьешьврага и уничтожишь храм чужого бога. Чтобы утвердиться в вере, надо безжалостнонизвергнуть старых богов! Народ не может меняться нам в угоду, если у негобудет память. Особенно важно уничтожать чужих богов.

— Сжечь? — спросил Мирошноман с сомнением.

— Не откладывая!

Трое воинов уронили щиты, быстро разожгли костер. Другиеспешно рвали мешки, полотняные сумки, бегали к белеющим вдали березкам заберестой. Тряпки и бересту обернули вокруг дротиков и стрел, подожгли иразбежались вокруг деревянного храма.

— Метать огонь! — крикнул Мирошноман.

Воины с разбега метнули копья. Оставляя огненные дуги впотемневшем небе, словно пролетели малые смоки, копья с гулким стуком вонзилисьв толстые плотные столбы. Огонь жадно охватил древки, ронял огненные капли наземлю, в твердом гладком дереве мореного дуба остались торчать железныенаконечники — кондовый дуб устоял, не загорелся.

Мирошноман в ярости сжал кулаки. Еще дважды по его приказуметали копья, пока не истратили последние. Он хотел было гнать на приступ —мечи остались! — когда ноздри вдруг уловили запах дыма. Последнее копье,брошенное осмелевшим воином вблизи, упало на крышу. Там сушились лечебныетравы, пучки мяты, липового цвета — огонь быстро пошел по всей крыше, радостновзревел, почуяв силу, вгрызся в дерево, начал рушить стропила.

— Смотреть в оба! — заорал Мирошноман. Он бегал собнаженной саблей вдоль цепи воинов. — Там огонь, здесь луна помогает! Имуравей чтобы не выскользнул!

Языческий храм горел немыслимо долго всю ночь. Столетниедубы, которые когда-то неохотно поддались острым топорам, горели страшно, кнебу вздымался широкий огненный столб, прожигал низкие облака. Казалось, самонебо горело и роняло раскаленные капли.

Воины едва не падали от усталости: всю ночь до судорогсжимали рукояти сабель и топоров, до рези и слез в глазах всматривались вкаждый блик, пляшущие языки пламени, в любой тени со страхом узнавали бегущегона них разъяренного пещерника с поднятым мечом.

Морш тревожно посматривал на озаренные пламенем изнуренныелица. Пожар на этой языческой Лысой горе на беду виден издали — огненный столбдо неба, облака словно набухли от жаркой крови. Чересчур далеко видно, а ведь исамые покорные племена приходят в ярость, когда рушат их святыни!

— Он сгорел, — выкрикнул один из молодыхвоинов. — Даже боги не выживут в таком огне!

— Да, конечно, — ответил Мирошноман глухо.

Взглянул в счастливые глаза и отвернулся. Он уже слышал этислова на пепелище терема. После чего сотник, три десятника и его лучшие воиныбыли убиты, как овцы рассвирепевшим волком.

В сторонке Морш, посланец далекого племени с юга, заботливоукутывал плащом сестру. Она зябко ежилась от ночного холода, резко дергалаплечами, будто сбрасывая пауков. Морш крикнул Мирошноману:

— Он мог уцелеть?

— А он остался там?

— В огне? — возразил Морш. — Подземелий вкапищах не строят, знаю. Разве что сразу, не останавливаясь, проскочил этотсарай насквозь? Выбежал с другой стороны и затаился в кустах, прежде чем мыокружили храм?

— Другого не осталось. Уйти не мог, у подножия стоитцепь твоих воинов. Пойдем такой же цепью навстречу и варвара защемим, как междудвух ладоней!

Мирошноман кивнул: чужак снова говорит здраво. Странно, чтодалекий от воинского дела человек разбирается в тактике войн, засад, внезапныхнападений.

Он повернулся, чтобы отдать новый приказ, но в это времяподбежал запыхавшийся воин. Глаза Мирошномана люто сузились, воин был из цепи,оставленной у подножия:

— Почему здесь?

— Нападение! — выдохнул воин, едва держась наногах. По шее стекала, пузырясь, широкая красная струйка. Левое ухоотсутствовало, из среза толчками выплескивалась кровь. — Бьемся, но ихмного... Вели дать помощь!

Мирошноман бросил взгляд на догорающий храм. Варварпожертвовал жизнью, теперь захохочет, глядя на своего врага: явились местныедикари мстить за свой храм.

— В круг! — закричал Мирошноман страшнымголосом. — К подножию уже не прорваться!

Со всех сторон к догорающему храму бежали воины-звери. Вглазах блестел красный отсвет пожара, иные бешено вращали глазами, кто-товзвыл, вцепился зубами в край щита.

— В круг! — заорал Мирошноман еще громче.

Воины-звери неохотно сбились в рыхлую толпу, ощетинилисьоружием. Они презирали драться в строю, как пытался научить их Морш, видавшийдругие страны, — бог богов Хвыцкара принимает к себе лишь неистовых,одержимых, настоящих воинов-зверей!

Залитые заревом пожара и мертвым лунным светом зеленые кустысловно исчезли в единый миг, накрытые людской волной. На утоптанное ровное полевыскочили воины-звери, половина уже в крови, за ними гнались разъяренные люди.Мирошноман услышал многоголосый вздох облегчения: его воины сразу увидели, чтовраг захватил то оружие, что первым попалось под руку, доспехов никто ненадел...

— Вперед не вырываться! — рявкнул Мирошноман.-Держать круг!

На него с разбега набежал крупный мужик с распахнутым вяростном крике ртом. Мирошноман легко уклонился, его сабля зловеще свистнула,рассекая воздух, и мужик захлебнулся в вопле: правая рука до локтя исчезла, аиз жуткого обрубка со свистом брызнула кровь, белая кость потемнела, наполняяськровью. Мирошноман успел подставить щит под падающую дубину второго славянина,мгновенно ткнул острием в живот.

Железо звенело уже всюду, хрипло и страшно кричали раненые.Мирошноман отступал вместе с отрядом сперва по твердой земле, потом споткнулсяо первого убитого обрина, дальше мертвые и раненые лежали вплотную один кдругому.

Отражая удары, он рискнул бросить взгляд по сторонам,похолодел: обров осталась горстка. Они падали, как срубленные деревья, —славяне были вооружены хуже, наспех, но превосходили в росте и силе. Их ударыбыли страшными, и обрин, попавший под такой удар, обычно падал, как бык подударом молота, и уже не поднимался.

На Мирошномана насел молодой гигант, он наносил частыеяростные удары, его тяжелый меч из сырого железа иссек в куски щит врага, сбилшлем, и Мирошноман уже видел скорую гибель в синих, как небо, беспощадныхглазах. На счастье, рядом зазвенела чья-то сабля, сзади послышались крики, наних навалилась целая толпа, разъединила, он упал, выполз из-под груды тел,успел увернуться от брошенного дротика. Разъяренные чужие лица мелькали со всехсторон — он оказался отрезан от тающей горстки воинов-зверей.

Через толпу сражающихся протолкался прежний молодой гигант,случайность боя отодвинула его победу, но не отсрочила. Он поднял меч —Мирошноман с трудом отразил тяжелый удар. Вдруг рядом снова засвистела сабля,гигант чуть отступил. Мирошноман взглянул на спасителя и с изумлением узналпроповедника. Морш рубился хладнокровно, умело, успевал оглядываться на кучкуобров, где оставалось всего трое, — в самой середке виднелись черные, какночь, косы его сестры.