— Я и так уже сказала тебе слишком много, — нахмурилась она.

— Завтра в Совете я должна дать показания о том, чтопроизошло в Рио. Вы там будете? — Спросила Шайлер, чувствуя себя как-тотоскливо.

Она внезапно осознала, до чего же ей всю жизнь не хваталоматери. Тринити никогда не пыталась взять на себя эту роль, но своимпрагматичным, деловым подходом она напоминала девушке Корделию. Все лучше, чемничего.

— Извини, Шайлер, но я не смогу прийти. Как обычно, Краснаякровь снова позволила алчности взять верх над финансовой системой. Чарльз ушел,и теперь на мне лежит обязанность перед советом директоров сделать все, что вмоих силах, — пусть это и не много, — чтобы предотвратить бойню. Сегоднявечером я уезжаю в Вашингтон.

— Ну ладно.

Ничего другого Шайлер и не ожидала.

— И еще, Шайлер... — Тринити взглянула на нее пристально,как мать, собирающаяся наказать заблудшую дочь. — С тех пор как ты вернулась,твоя комната остается пустой.

— Да, — просто сказала Шайлер. — Я не собираюсь больше житьс вашей семьей.

Тринити вздохнула.

— Я не буду тебя останавливать. Но знай, что, уходя из дома,ты лишаешься нашей защиты. Мы не сможем помочь тебе.

— Понимаю. Я согласна рискнуть.

Вопреки обыкновению, Шайлер с Тринити поцеловались напрощание. Шайлер покинула успокаивающий теплый кокон салона красоты и вышла наулицу, одна.

Чарльз Форс ушел. Чарльз Форс оказался тупиком. Он исчез,унеся свои тайны с собой.

Ей придется самостоятельно выяснить, что такое наследие ванАленов.

ШАЙЛЕР

Барон де Кубертин был наряжен предводителем гуннов Аттилой,в полном доспехе, с луком и колчаном со стрелами на плече, со щитом иметательным копьем. На голове у него был длинный черный парик и остроконечныйшлем. Длинная борода тоже была накладной. Барон подошел с пугающе хмурым видоми похлопал Шайлер по плечу.

— La contesse voudrait que vous me suiviez, s'il vous plait.Графиня пожелала, чтобы вы проследовали за мной, будьте добры.

И он резко развернулся. Шайлер с Оливером двинулись следом,но барон остановил их.

— Графиня даровала аудиенцию только мисс ван Ален, —произнес он на безукоризненном английском, строго глядя на Оливера как надосадную помеху. — Вы останетесь здесь.

Шайлер пресекла протесты Оливера.

— Со мной все будет в порядке. Я ненадолго, — сказала она. —Не волнуйся.

Она чувствовала, как гости начинают смотреть в их сторону.«С кем это разговаривает барон? Что это за парочка?» Они начинают выглядетьподозрительно. Нужно поскорее смыться, пока их никто не заметил.

— Не волноваться? Но тогда я останусь без работы, — произнесОливер, приподняв бровь.

— Я справлюсь сама, — решительно произнесла Шайлер.

— Это меня и беспокоит, — вздохнул Оливер.

Он положил руку на плечо девушки. Ладони у него загрубели отпутешествий и работы. Это уже не были мягкие руки юноши, привыкшего проводитьдни в музеях. Тот Оливер, которого Шайлер знала прежде, всегда останавливалсяисключительно в пятизвездочных отелях, а не в дешевых молодежных общежитиях, гдеони обитали сейчас. Она видела, как в Шанхае он, покупая лапшу быстрогоприготовления, торговался из-за пяти центов.

— Со мной все будет в порядке, — пообещала она, потомтихонько, так, чтобы не слышал барон, шепнула: — Похоже, это для меняединственный способ увидеться с графиней.

— Дай я еще раз поговорю с ним. Может, он ко мнеприслушается, — прошептал в ответ Оливер, глядя то на барона, то на Шайлер. —Если что-нибудь случится...

— Я сама не проживу... — договорила за него Шайлер. Онамягко убрала его руку сплеча. — Я тоже боюсь, Олли. Но мы договорились. Этонужно сделать.

Оливер скрипнул зубами.

— Мне это не нравится, — произнес он, свирепо взглянув набарона, но все же отпустил девушку.

Шайлер проследовала за бароном через внутренний двор иглавный вестибюль дворца. Он провел ее через анфиладу, мимо библиотеки имножества комнат. Когда они дошли до конца длинного коридора, барон отворилдверь приемной и пригласил девушку внутрь. Это оказалась маленькая комната сзолотым мозаичным полом, совершенно пустая, если не считать стоящей посерединенебольшой скамьи, обитой бархатом.

— Arrete. Подождите.

Барон ушел, заперев дверь на замок.

Шайлер огляделась по сторонам. В дальней части комнатынаходилась еще одна дверь. Должно быть, она вела в кабинет графини. Шайлерчувствовала установленные там охранные заклинания. Другого пути наружу не было— только две запертые двери.

Среди всего прочего Лоуренс учил ее чувствовать незримыезащиты, чтобы можно было рассчитать, как из них выбраться. Он любил повторять,что бегство — это девяносто процентов подготовки и десять процентовблагоприятного момента.

Шайлер показалось, будто она прождала в этой маленькойкомнате несколько часов. Комната была полностью изолирована от других помещенийособняка. Сюда не доносилось ни звука шумного празднества. Наконец дверьотворилась.

— Барон, это вы? — Спросила Шайлер.

— Не угадала.

Голос был до боли знакомым.

Нет. Этого не может быть. Шайлер словно окаменела. Прошлоекак будто бы насмехалось над ней. Кто-то сыграл с ней недобрую шутку. Он никакне мог очутиться здесь. Единственный во всем Нью-Йорке, кого она изо всех силпыталась забыть...

В комнату вошел Джек Форс. В отличие от прочих участниковпразднества он был одет очень просто, в черное. В форму венатора. Егоплатиновые волосы были коротко подстрижены, на военный манер, иаристократические черты лица стали смотреться еще эффектнее. Джек двигался сприрожденным изяществом. Он прошел вдоль стены, словно опасное животное, кружащеевокруг добычи. Какой же он красивый... она уже и забыла... А может, лишьвоображала, будто забыла.

Они не виделись с их последнего вечера в квартире наПерри-стрит. Того самого вечера, когда она сказала ему, что любит другого. Дочего же больно видеть его прекрасное лицо, такое мрачное и серьезное. Он словнопостарел за этот год на целую жизнь.

Боль была почти физической. Страстное желание, котороеШайлер удалось подавить, внезапно вспыхнуло снова, ярко-красное и яростное,такое сильное, что она поразилась. Невыполнимое желание. Дыра в сердце,жаждущая, чтобы ее заполнили.

«Нет. Остановись. Не подходи сюда».

Шайлер была безумно зла на себя за свои чувства. Они былинеправильные и вопиюще вероломные по отношению к той жизни, что она велапоследний год. Это значило предать ту жизнь, которую они с Оливером выстроиливместе.