Графиня помахала гостям рукой, и бальный зал взорвалсяаплодисментами. Шайлер с Оливером хлопали так же искренне, как и все прочие.Изабелла удалилась, музыка заиграла снова, и напряжение в зале спало. Публикавыдохнула.

— Так что сказал барон? — Спросила Шайлер, когда Оливер,кружа, повел ее из центра зала к стене.

Барон де Кубертин состоял на службе у графини и был при нейпроводником, как Оливер при Шайлер. Андерсон сказал, что встречу с графинейможно устроить только через барона. Ключ к их просьбе — он. Без его дозволенияони ни на шаг не приблизятся к графине. Согласно их плану, Оливер должен былпредставиться барону, когда тот прибудет на празднество, перехватив его сразуже, как только тот сойдет на причал.

— Это мы вскоре выясним, — отозвался Оливер; вид у него былвстревоженный. — Не поднимай голову. Он идет сюда.

МИМИ

Четверо венаторов почти беззвучно приземлились на крышудома. Их шаги можно было бы принять за шелест птичьих крыльев или шорохкамешка, покатившегося по склону холма. Это была их четвертая ночь в Рио, анаходились они в фавеле де Рокинха и систематично прочесывали ее жителей,квартал за кварталом, улицу за улицей, одну ветхую лачугу за другой. Они искалихоть что-нибудь — обрывок воспоминания, слово, мысленный образ — все, что моглобы пролить какой-то свет на то, что произошло с Джордан и где она может сейчаснаходиться.

Мими владела «сверлом» настолько мастерски, что могла бывоспользоваться им даже во сне. Точнее, в их снах. Гляньте только на этихкраснокровных — до чего ж они милые и безмятежные, когда спят! Спят себе и незнают, что через их сны на цыпочках крадутся вампиры.

«Воспоминания — каверзная вещь, — подумала Мими, входя всумеречный мир глома. — Они нестабильны. Они изменяются по прошествии времени,по ходу осознания». Мими видела, как именно они изменяются, и понимала, каквоздействует на них ход времени. Какой-нибудь трудяга мог в воспоминанияхвидеть свое детство полным лишений и невзгод, омраченным местными хулиганами,которые его обзывали и задирали, но позднее он начинал с большим пониманиемотноситься к допущенным в прошлом несправедливостям и прощать их. Сшитая домаодежда, которую приходилось носить, превращалась в знак материнской любви, акаждый стежок становился свидетельством ее заботливости, а не клеймом нищеты.Он вспоминал, как отец засиживался допоздна, чтобы помочь ему с домашнимзаданием, терпение и самоотверженность старика, а не то, каким вспыльчивым онбывал, когда поздно вечером возвращался домой с завода.

Бывало и по-другому. Мими просканировала тысячи воспоминанийотвергнутых женщин, чьи красавцы возлюбленные превращались в уродов игрубиянов, их римские профили чересчур заострялись, а глаза делались маленькимии злобными, в то время как парни с заурядной внешностью, ставшие впоследствииих мужьями, с течением лет делались все привлекательнее, так что если бы ктоспросил, было ли это любовью с первого взгляда, женщины радостно ответили бы:«Да!»

Воспоминания походили на движущиеся картинки, значениекоторых постоянно изменялось. Это были истории, которые люди рассказывали самисебе. Использовать глом — царство памяти и теней, место, куда вампиры моглипопадать по собственному желанию, чтобы читать и контролировать чужое сознание,— было все равно что входить в темную комнату, в лабораторию, где фотографпроявляет фотопленку, погружает в мелкие кюветы с химреактивами, сушит нанейлоновой сетке.

Мими вспомнилась такая темная комната в Дачезне и то, какона уединялась там со своими фамильярами. Когда она проскальзывала черезвращающуюся дверь, оставляла ярко раскрашенный мир школы позади и входила вмаленькое, тесное помещение, там было настолько темно, что на мгновение онасловно бы слепла. Но конечно же, вампиры способны видеть в темноте. Интересно,остались ли еще где-нибудь такие фотолаборатории, кроме как в фильмах пропоиски серийного убийцы? Теперь у всех цифровые камеры. Фотолабораториипревратились в доисторическую древность. Вместе с письмами, написанными отруки, и правильными первыми свиданиями.

«Фотолаборатория, Форс? Как фотограф, ты меня не поразишь».

«Ничего, я тебя еще поражу!» — Послала в ответ Мими.

«Ха-ха».

«Возвращайся к своему объекту, а то сейчас моего разбудишь».

Кингсли, залезая без предупреждения к ней в голову, нарушалпротокол. Четверо венаторов чувствовали друг друга, но им полагалось работатьна разных каналах и следить за разными снами. Они вошли в спальню женскогообщежития, где девушки из дальних провинций снимали койку за гроши.

Мими проникла в сон одной из девушек. Той было примерностолько же, сколько и самой Мими в этом цикле, — семнадцать.

Девушка работала горничной в гостинице. Мими просканировалапоследние три месяца ее жизни. Понаблюдала, как та стелет постели и выноситмусор, пылесосит ковры и прячет в карман скромные чаевые, оставляемые гостямина тумбочке у кровати. Посмотрела, как она ждет своего парня, курьера,работающего в маленьком кафе. Работа, парень, работа, парень. А это что такое?Управляющий гостиницей зазывает девушку зайти к себе в кабинет и заставляетснять одежду. Интересно. Но было ли это на самом деле? Обучение на венатораозначало, что Мими умела отличать вымысел от реальности, ожидаемое отсвершившегося.

Действительно ли начальник домогался девушки или она простоэтого боялась? В принципе картина походила на кошмар. Мими вложила в сознаниедевушки картинку-импульс: в деталях представила, как девушка отталкиваетначальника и бьет ногой в самое уязвимое место. Вот так. Теперь если что-нибудьслучится, девушка будет знать, как ей действовать.

— Доложите результат. Леннокс Первый? — Донесся из темнотыголос Кингсли.

— Чисто.

— Второй?

— Чисто.

— Форс?

Мими вздохнула. В мыслях девушки не было ни малейшего следахранителя.

— Чисто.

Мими моргнула и открыла глаза. Она стояла над девушкой,посапывающей под одеялом. Мими показалось, что на ее губах появилась легкаяулыбка.

«Не нужно бояться, — передала ей Мими. — Девушка можетсделать все, что хочет».

— Ясно. Уходим.

Кингсли вывел их на ночную улицу, и они двинулись сквозьночную тьму, по неасфальтированным дорогам и шатким лестницам вдоль неровногоряда ветхих хибар и многоквартирных домов, цепляющихся за горные склоны.

Мими шла за членами команды вверх по склону, перешагиваячерез валяющиеся повсюду жестяные банки и кучи гниющего мусора. Мимиподумалось, что все это не очень-то и отличается от некоторых районовМанхэттена, хотя и занятно посмотреть, как скученно живут здесь люди и какискажены их приоритеты. Она видела дома — да какие там дома, лачуги, — вкоторых не было воды и туалета, но которые похвалялись плазменным телевизором сэкраном в сорок два дюйма и спутниковой антенной. А в кое-как сколоченныхгаражах стояли сверкающие немецкие автомобили, в то время как дети хозяевбегали босиком.