— Дорогая моя, — сказала миссис Гоуэн, слегкаударив приятельницу веером по руке после того, как они несколько минут болталини о чем. — Только в вас я могу найти утешение. Затея Генри, о которой я вамрассказывала, видимо все же состоится. Что вы об этом думаете? Мне не терпитсяузнать — ведь вашими устами говорит Общество!

Миссис Мердл окинула взглядом бюст, обычнопритягивавший к себе взгляды Общества, и, убедившись, что витрина мистераМердла и лондонских ювелиров в полном порядке, отвечала:

— Когда мужчина женится, дорогая моя, Обществотребует, чтобы он приобрел от этого выгоду. Общество требует, чтобы он поправилженитьбой свое состояние. Общество требует, чтобы он получил возможность житьна широкую ногу. Если этого нет, Общество не видит смысла в его женитьбе.Попка, молчи!

Попугай, взиравший на них с высоты своейклетки, точно судья при исполнении обязанностей (с которым он, кстати сказать,не лишен был сходства), подкрепил это высказывание пронзительным криком.

— Бывают случаи, — сказала миссис Мердл,изящно округлив мизинец своей любимой руки и тем самым как бы округляя значениесвоих слов, — бывают случаи, когда мужчина не молод и не красив, но богат иживет на достаточно широкую ногу. Тут разговор особый. В таких случаях…

Миссис Мердл пожала своими белоснежнымиплечами и, прижав руку к витрине с драгоценностями, слегка кашлянула, как быжелая добавить: «Вот что требуется мужчине в таких случаях, моя дорогая». Тутпопугай снова закричал, и она, посмотрев на него в лорнет, сказала: «Попка,молчи, говорят тебе!»

— Но молодые люди, — продолжала миссис Мердл,— вы понимаете о ком я говорю, душа моя: о сыновьях людей, обладающих известнымположением, — молодые люди обязаны, вступая в брак, заботиться об интересахОбщества, а не докучать Обществу разными сумасбродствами. Как, однако, все этопрозаично! — сказала миссис Мердл, откинувшись на подушки и снова приложив кглазам лорнет. — Вы не находите?

— Зато как верно! — отвечала миссис Гоуэн,почти набожно закатив глаза.

— Против этого никто не спорит, душа моя, — возразиламиссис Мердл. — Общество произнесло свое суждение об этом предмете, и большеговорить нечего. Если бы мы находились в первобытном состоянии — жили бы поддревесными кущами и вместо того, чтобы возиться с банковскими счетами, пасли быкоровок, овечек и других животных (а это было бы чудесно; меня всегда тянуло кпастушеской жизни, моя дорогая), — тогда другое дело. Но мы не живем поддревесными кушами и не пасем коровок, овечек и других животных. Вы не поверите,какого мне порой стоит труда втолковать Эдмунду Спарклеру, в чем тут разница.

При упоминании последнего имени миссис Гоуэнвыглянула из-за своего зеленого веера и поторопилась заметить:

— Душа моя, вы знаете, до чего довели нашустрану — ах, этот Джон Полип со своими уступками, — и вам должно быть понятно,почему я бедна, как… ну, как…

— Как церковная мышь? — с улыбкой подсказаламиссис Мердл.

— Я имела в виду другой церковный предметсравнения — Иова, — отвечала миссис Гоуэн. — Но любой из двух подойдет. Так илииначе не стоит закрывать глаза на то, что положение моего сына весьмаотличается от положения вашего. Я могла бы еще добавить, что у Генри естьталант…

— Которого у Эдмунда нет — вставила миссисМердл самым сладким голосом.

— …и что наличие таланта при отсутствииперспектив побудило его избрать поприще, которое… Ах, бог мой! Вы сами все этознаете, дорогая моя! Вопрос в том, какую степень мезальянса я могу считатьдопустимой, принимая в расчет положение Генри?

Миссис Мердл была настолько поглощенаразглядыванием своих округлых рук (до чего хороши были эти руки — простосозданы для браслетов), что не вдруг отозвалась. Наступившая тишина вернула еек действительности; она сложила руки на груди и, как ни в чем не бываловзглянув приятельнице прямо в глаза, произнесла вопросительным тоном:

— Вот как? Что же дальше?

— Дальше то, — отвечала уже не столь вкрадчивомиссис Гоуэн, — что я хотела бы услышать ваше мнение, моя дорогая.

Тут попугай, поджавший было одну лапку подсебя, визгливо захохотал и словно в насмешку принялся раскачиваться на жердочкевверх и вниз, а затем снова поджал одну лапку и замер в ожидании ответа, таксильно наклонив голову набок, что едва не свернул себе шею.

— Звучит меркантильно, если спросить, скольконевеста должна принести жениху, — сказала миссис Мердл, — но Обществусвойственна некоторая меркантильность, душа моя.

— Судя по тому, что я слышала, — отозваласьмиссис Гоуэн, — я не ошибусь, если скажу, что Генри обещана уплата всех егодолгов…

— А у него много долгов? — спросила миссисМердл сквозь свой лорнет.

— Порядочно, надо думать, — отвечала миссисГоуэн.

— Ну да — это уж как водится — само собой, —заметила миссис Мердл в виде утешения.

— Кроме того, они будут получать ежегоднотриста или триста с лишком фунтов содержания — а это для Италии…

— А, они едут в Италию, — сказала миссисМердл.

— Генри будет там учиться. Вас это не должноудивлять, моя дорогая. Это ужасное искусство…

Да, да, разумеется. Миссис Мердл, щадя чувствасвоей удрученной приятельницы, поспешила избавить ее от дальнейших объяснений.Она понимает. Не нужно слов!

— И это все! — сказала миссис Гоуэн, скорбнокачая головой. — Это все, — повторила она, свернув свой зеленый веер ипостукивая им по своему подбородку (который вскорости обещал стать двойным, апока что его можно было назвать полуторным), — это все! После смерти стариков,вероятно, будет еще что-нибудь; но ведь могут оказаться такие условия иоговорки, что к капиталу и не подступишься. Да и кто поручится, что они непроживут до ста лет. Дорогая моя, от таких людей всего можно ожидать.

Миссис Мердл изучила свое милое Общество вдольи поперек, и знала, каковы в Обществе матери и каковы в Обществе дочери, чтопредставляет собой брачный рынок Общества, каковы там цены, как заманивают ипереманивают выгодных покупателей, какой идет торг и барышничество; а потомуподумала про себя, что сыну ее приятельницы изрядно повезло. Понимая, однако,чего от нее ждут и для чего нужна та ложь, которую ей предлагают принять заистину, она бережно взяла эту ложь в руки и навела на нее требуемый глянец.