путь отъявленным демагогам и злейшим врагам республики. Брюнинг удивительно неверно оценивал ситуацию и общественное настроение, которое все отчетливее склонялось на сторону экстремистских партий. Было очевидно, что новый рейхстаг окажется практически неработоспособным и неконтролируемым, но канцлер, искренне убежденный в правильности своего курса, наивно надеялся на рассудительность и благоразумие избирателей, которые в большинстве своем находились уже под воздействием демагогии Гитлера. Тот обещал вновь сделать Германию могучей, разорвать постыдный Версальский договор и отказаться от уплаты репараций, железной рукой искоренить коррупцию и дать по рукам денежным тузам, особенно если они евреи, обеспечить каждого немца куском хлеба и работой. Что могло быть привлекательнее для миллионов обездоленных людей?

Шансы Гитлера на успех были велики, но он и сам удивился исходу выборов. Рассчитывая получить примерно 50 мест, нацисты получили 107 мандатов, сразу став второй после СДПГ фракцией. Им отдали голоса 6,4 млн. людей, т. е. на 5,5 млн. больше, чем два года назад.

Вперед продвинулись и коммунисты, за которых высказалось на 1,8 млн. людей больше, нежели на предыдущих выборах, а фракция КПГ увеличилась с 54 до 77 депутатов.

Поскольку националисты потеряли почти 2 млн. голосов, было очевидно, что их прежние сторонники перебежали к Гитлеру. Миллиона избирателей лишилась Народная партия, фракция которой сократилась с 35 до 30 человек. Пять мест потеряли и демократы. Среди умеренных партий лишь Центр немного улучшил свои позиции. Число его сторонников выросло на полмиллиона, а количество мандатов с 62 до 68.

Результат выборов означал, что правительство никоим образом не может рассчитывать в рейхстаге на необходимое для принятия важных законов большинство в две трети парламентариев. Фракции нацистов и коммунистов, враждебные друг другу, но в унисон и с порога заявлявшие «нет» любым предложениям буржуазного правительства, фактически блокировали работу парламента. Конституционный эксперимент Брюнинга потерпел полное крушение.

Национал-социализм и его динамика

Ошеломляющий успех нацистской партии на выборах лишь отчасти можно объяснить тем, что вследствие тяжелой экономической ситуации массы глубоко разочаровались в партийной системе Веймара. То обстоятельство, что именно НСДАП совершила головокружительный рывок вперед, в основном следует отнести на счет личности и политических способностей ее лидера, а также притягательности нацистских лозунгов.

Действительно, многие немцы не разделяли принципов национал-социализма, но считали, что он принес в серую и холодную повседневность «механически-рационального порядка» Веймара накал драматизма и страсти и казался эмоциональным романтическим протестом против бездушной действительности. Выборы 1930 г. проходили в условиях, еще сравнимых с теми, что были в 1926 г., когда спад производства был преодолен сравнительно быстро. Сам прорыв нацистов в большую политику случился не в период наибольшей степени кризиса, а на стадии его стабилизации.

После освобождения в 1925 г. из заключения в крепости Ландсберг (за неудавшийся путч 1923 г.) Гитлер невероятно быстро воссоздал и реорганизовал фактически развалившуюся партию, определив для нее новую тактику: «не перестрелять ноябрьских преступников, а переголосовать их». Примечательной чертой нацизма была его безудержная активность. В идеологическом отношении НСДАП представляла собой конгломерат самых различных идей — антисемитизма, антилиберализма, антимарксизма и антикапитализма, а также иррационального мифологизма и социального протеста «молодого поколения» против старого окостеневшего мира. Второй после Гитлера человек в партии, Грегор Штрассер (1892–1934), провозгласил: «Эй, старичье, уступите дорогу!».

Многие свои аргументы национал-социалисты заимствовали у консервативных критиков процесса модернизации и его последствий. Однако их идея будущего «народного сообщества» уже выходила за пределы консервативно-реставрационных воззрений. Старые элиты, со своей стороны, питали иллюзорную надежду на приручение нацистского движения и использование его в своих интересах. Им казалось, что нацизм был просто более радикальным изданием консервативных врагов республики и демократии. Они не поняли, что это была совершенно новая, еще невиданная разрушительная сила. Нацистская партия «следовала не делу, а человеку, верила не в принципы, а в вождя»[192].

НСДАП была, в сущности, первой «народной партией», о чем свидетельствует ее социальный состав. В 1930 г. в партии было больше всего служащих (25,6%). За ними шли сельские хозяева (14,1%), ремесленники и кустари (9,1%), торговцы (8,2%), лица свободных профессий (3,0%), учителя (1,7%) и прочие (6,6%). Что же касается рабочих, то они составляли 28,1%, в то время как доля рабочих среди всех занятых в Германии составляла 45%. В это время за нацистов голосовало около 2 млн. рабочих, а в штурмовых отрядах (СА) их насчитывалось более 200 тыс. — в основном это были те, кто потерял работу[193]. В отличие от других партий, НСДАП сумела создать наиболее разветвленную сеть местных организаций (хотя и не могла прочно утвердиться на католическом юго-западе).

В целом социальный облик партии оказывался неопределенным вследствие неопределенности профессий ее членов: за «торговцем» мог скрываться как владелец солидного магазина, так и бродячий разносчик, а «рабочего» могли представлять и высококвалифицированные мастера, и сельские батраки. Что касается возрастного состава НСДАП, то в 1930 г. более трети ее членов было моложе 30 лет, доля вступавших в партию молодых людей в 1930–1933 гг. превышала 40%, а 27% членов не достигло 40 лет[194]. По сравнению с другими партиями, кроме КПГ, нацистская партия действительно была движением молодежи. А это в свою очередь усиливало впечатление динамики, мобильности и нацеленности в будущее, поскольку молодые нацисты, как и коммунисты, уже не ожидали ничего хорошего от слабой и беспомощной республики.

Но почему же среди развитых цивилизованных стран одна Германия бросилась в объятия тоталитаризма, при том что кризис экономики и либеральной демократии охватил все европейские страны, в которых также происходила вызванная модернизацией ломка традиций и массовая дезориентация? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно, поскольку в нач. 30-х годов ситуацию в Германии определяло совпадение нескольких особенных факторов ее развития.

Экономический кризис ударил по Германии больнее, чем по большинству других государств, и при этом немцы утратили веру в возможность самоизлечения существующей системы и повернули в сторону ее обновления на тоталитарной основе. Процесс модернизации на рубеже XIX–XX вв. проходил в Германии гораздо стремительнее, чем в других европейских странах. Однако потрясения войны и последовавший за нею кризис привели к разочарованию и негативному отношению к модернизации, и хвастливое имперское мышление столкнулось со страхом перед непредсказуемыми последствиями социально-экономических перемен. Выходом казалась радикальная ломка всей прежней политической и социально-экономической структуры. Фантом «народного сообщества» приобретал все большую популярность по мере нарастания кризиса. Аналогичные процессы шли и в других странах, но не в такой степени, как в Германии, где произошло фатальное совпадение всех кризисных факторов.

Война, революция, жесточайшая инфляция, национальное унижение привели к разрушению прежних социально-моральных норм и ценностей. Ни монархический режим накануне войны, ни республика так и не добились общественного признания. Все больше людей