За руинами сожженной корчмы, на развилке дорог за деревнейУкропня стоял — возрастом, пожалуй, за сто лет — раскидистый черешневый дуб,сейчас, весной, усыпанный маленькими паучками цветов. Население всей округи,даже далекой Спалли, привыкло использовать огромные и достаточно низкорасположенные ветви дуба, чтобы вешать на них досочки и таблички, содержащиеразличную информацию. По этой причине дуб, выполняющий для людей рольсвязующего звена, именовался Дубом Познания Добра и Зла.

— Цири, начни с той стороны, — скомандовалГеральт, слезая с лошади, — а ты, Лютик, посмотри с той.

Развешанные на ветках досочки колебались на ветру,сталкивались, словно колотушки.

В основном здесь сообщалось об обычных после войны поискахпропавших родных. Много было объявлений типа «ВЕРНИСЬ, Я ВСЕ ПРОЩУ», немалоизвещений об эротическом массаже и подобного рода услугах в окрестных селах игородках, много объявлений и торговых реклам. Была любовная переписка, былидоносы и анонимные заявления, подписанные доброжелателями. Попадались такжедосочки, содержащие философские взгляды их авторов — в основномкретинско-бессмысленные либо омерзительно непристойные.

— О! — воскликнул Лютик. — Замку Растбургсрочно требуется ведьмак. Оплата высокая, ночлег по высшему классу иэкстраординарный стол гарантируются. Воспользуешься, Геральт?

— Ни в коем случае.

Сообщение, которое они искали, нашла Цири.

И тут же сказала ведьмаку то, чего он ожидал уже давно.

* * *

— Я еду в Венгерберг, Геральт, — повторилаона. — Не хмурься. Ты же знаешь, я должна. Она ждет меня там.

— Знаю.

— Ты едешь в Ривию, на встречу, из которой все времяделаешь секрет.

— Сюрприз, — поправил он. — Сюрприз, а несекрет.

— Ладно, пусть будет сюрприз. А я покончу в Венгербергесо всем, что полагается, заберу Йеннифэр, и мы будем в Ривии через шесть дней.И незачем прощаться. Не навек расстаемся. Всего на шесть дней. До свидания!

— До свидания, Цири.

— Ривия, через шесть дней, — повторила она ещераз, заворачивая Кэльпи.

И сразу пошла галопом. Скрылась очень быстро, а Геральтпочувствовал, как какая-то страшная, холодная, костистая лапа стискивает емужелудок.

— Шесть дней, — задумчиво повторил Лютик. —Отсюда до Венгерберга и обратно до Ривии… В сумме почти двести пятьдесят миль…Это невозможно, Геральт. Конечно, на той адской кобыле, на которой девочкаможет двигаться со скоростью курьера в три раза быстрее нас, теоретически —только теоретически — можно за шесть дней покрыть такое расстояние. Но даже еедьявольской кобыле необходимо отдыхать. Да и на таинственное дело, которое Цирисобирается завершить, тоже ведь уйдет какое-то время. Стало быть, невыполнимо…

— Для Цири, — сжал губы Геральт, — нет вещейневыполнимых.

— Неужто…

— Она далеко не та девочка, которую ты знал, —оборвал Геральт. — Не та.

Лютик долго молчал.

— У меня странное ощущение…

— Замолчи. Не говори ничего. Очень тебя прошу.

* * *

Май кончился. Близилось новолуние, луна шла на ущерб и былауже совсем тоненькой. Они ехали к маячившим на горизонте горам.

* * *

Ландшафт был типично послевоенный. Посреди полей то тут, тотам вздымались могильные холмики и курганы, в буйной весенней зелени белеличерепа и скелеты. На придорожных деревьях болтались повешенные, на дорогах, вожидании голодной смерти, сидели нищие. У леса, в ожидании, когда нищиеослабеют, сидели волки.

Отстраивались деревни и поселки, от которых остались лишьзакопченные трубы печей, стучали молотки, визжали пилы. Неподалеку от развалинбабы дырявили сожженную землю мотыгами. Некоторые, спотыкаясь, тянули бороны иплуги, а холщовые шлеи врезались им в исхудавшие плечи. В бороздах детиохотились на личинок и дождевых червей.

— У меня неясное ощущение, — сказал Лютик, —что здесь что-то не так, чего-то недостает… Тебе не кажется, Геральт?

— А?

— Что-то здесь ненормально.

— Все здесь ненормально, Лютик. Все.

* * *

Ночью, теплой, черной и безветренной, освещенной далекимивспышками молний и заполненной неспокойным ворчанием громов, отдыхающие последня езды Геральт и Лютик увидели, как горизонт на западе расцветился краснымзаревом пожара. Это было недалеко, поднявшийся ветер принес запах гари и дыма.Принес он и обрывки звуков. Они слышали — хоть и не желали слушать — крикиубиваемых, вой женщин, наглый и торжествующий рев банды.

Лютик молчал, то и дело тревожно косился на Геральта.

Но ведьмак даже не дрогнул, даже не повернул головы. А лицоу него было как из латуни.

Утром двинулись дальше. На поднимающиеся над лесом струйкидыма даже не смотрели.

А потом столкнулись с колонной поселенцев.

* * *

Они шли длинной колонной. Медленно. Несли маленькие узелки.

Шли в полной тишине. Мужчины, юноши, женщины, дети. Шли безвздохов, без плача, без слова жалобы. Без криков, без отчаянных рыданий.

Крик и отчаяние стояли у них в глазах. Пустых глазахобездоленных людей. Ограбленных, избитых, изгнанных.

— Кто это? — На Лютика не подействовалавраждебность в глазах сопровождавшего колонну офицера. — Кого вы гоните?

— Нильфгаардцев, — ответил с высоты седлаподнаместник,[83] румяный парнишка, встретивший самое большее восемнадцатьвесен. — Нильфгаардских поселенцев, приползли, понимаешь, на нашу землюсловно тараканы. Вот мы их будто тараканов и выметаем. Так решено в Цинтре, итак записано в мирном договоре.

Он наклонился, сплюнул.

— А я, — продолжал, вызывающе глядя на Лютика иведьмака, — будь в моей власти, их отсюда живьем бы не выпустил, подлецов.

— А я, — протяжно бросил седоусый унтер-офицер,кинув на своего командира взгляд, явно лишенный почтения, — будь это вмоей власти, оставил бы я их в покое на их фермах. Не стал бы изгонять изстраны хороших кхметов. Радовался бы, что сельское хозяйство у них процветает.И есть, что в рот положить.