— Добро пожаловать, — сказал Люциус, распахивал дверь вкомнату. — Ты моя первая гостья.

— Что за черт?!

Люциус закрыл за нами дверь:

— Хорошая реакция. Очень женственно.

Я перевела дыхание:

— Что ты здесь сделал? — Мои глаза постепенно привыкали к сумраку,и я различала все больше деталей. — Ничего себя...

Комната, прежде обставленная в деревенском стиле вещами сбарахолки, теперь напоминала... Так вот как выглядит родовое гнездо в Румынии!Кровать застлана кроваво-красным бархатным покрывалом; поверх бежевогоковролина на полу лежал изысканный персидский ковер, а стены казались имитациейкаменной кладки. Мой взгляд остановился на экспозиции антикварного оружия. Всетакое острое...

— А что произошло с маминой коллекцией поделок народныхумельцев?

— Она переехала.

По мрачно-удовлетворенному взгляду Люциуса я поняла, чтоподелки исчезли навсегда.

— Мама с папой тебя убьют, когда вес это увидят.

— Вряд ли, — засмеялся Люциус — Кроме того, изменения носяткосметический характер. Все можно вернуть обратно. Но кто захочет избавиться оттакого великолепия? — Он жестом указал на комнату. — Джессика, тебе нравится?

— Весьма... интересно, — уклончиво сказала я. — Как у тебяхватило времени? Никто не заметил признаков ремонта.

— Видишь ли, я — полуночник.

Мое изумление прошло, и вернулась злость.

— Кстати, о твоих ночных похождениях... Мне не понравились никнига, ни способ ее доставки.

Люциус пожал плечами:

— Ничего, она тебе еще пригодится.

— Конечно. Я поставлю ее на полку рядом с брошюрой «Какстать мифическим существом: руководство для чайников»

Люциус расхохотался:

— Очень смешно. Не знал, что у тебя есть чувство юмора.

— Конечно же есть! И кстати говоря, я не храплю.

— Храпишь, еще как. И разговариваешь во сне.

Кровь застыла в моих жилах.

— Что?! Что ты слышал?!

— Ничего определенного. Сон тебе снился, похоже, приятный:бормотала ты весьма восторженно.

— Не шастай возле моей спальни. Серьезно.

— Как скажешь. — Люциус убавил звук на проигрывателе свиниловой пластинкой. Играла незнакомая музыка, скрипучая и визгливая, словнокошачье мяуканье. Или как скрип крышки гроба в древнем склепе. — Тебе нравятсяхорватские песни? — спросил он, заметив мой интерес. — Они напоминают мне одоме.

— Предпочитаю нормальную музыку.

— Ну да, вопли и грохот по Эм-ти-ви... передача юношескихгормонов посредством телевещания. — Люциус указал на кресло, которое явно непринадлежало моим родителям. Они никогда не покупали кожаной мебели. —Пожалуйста, садись. Скажи, почему ты настояла на нашей встрече?

Я села — и словно утонула в мягчайшей перине.

— Люциус, отвяжись от меня и возвращайся к себе на родину.

— Мне весьма импонирует твоя манера говорить без обиняков.Анта... Джессика.

— Я все обдумала. Помолвка расторгнута. Плевать, чтонаписано я свитке. Плевать, что думают старики...

— Старейшие.

— Хорошо, Старейшие. Тебе ничего не светит, так что не тратьзря времени. Ты, наверное, жаждешь вернуться в свой замок...

Люциус покачал головой:

— Джессика, нам нужно научиться сосуществовать — иноговыбора нет ни у меня, ни у тебя. Пора начать, как у вас тут говорят, «игру вкоманде».

— Не выйдет!

Люциус слегка улыбнулся:

— Ты своенравна. — Его улыбка исчезла. — Однако теперь невремя показывать характер. — Он начал расхаживать по комнате, словно на урокемиссис Вильхельм. — Невыполнение пакта не только приведет к политическомукризису, но и обесчестит память о наших родителях, которые хотели нашего бракав интересах мира.

Я удивленно воззрилась на Люциуса:

— А с твоими родителями что случилось?

— Их растерзала толпа при погроме. А ты как думала?

— Прости. Я не знала.

Люциус сел на кровать и наклонился вперед, сплетя пальцы:

— В отличие от тебя, Джессика, я вырос среди сородичей, и уменя были достойные примеры для подражания.

— Так называемые Старейшие?

— Да. Меня отправили к родственникам. Если бы ты была с нимизнакома, ты бы отзывалась о них с должным почтением. Впрочем, вы обязательнопознакомитесь. — Люциус свел ладони вместе, пытаясь скрыть раздражение. — Они внушаютужас.

Я нахмурилась:

— Понятно… Твое детство прошло среди внушающих ужасСтарейших. И что в этом хорошего?

— Я получил должное воспитание, — ответил Люциус. — Менянаучили дисциплине, привали понятие о чести. — Он потер челюсть. — Порой силой,когда требовалось.

Я забыло о злости:

— Тебя что, били?

— Случалось. — Казалось, Люциус не видит в этом ничегонеобычного. — Время от времени. Из меня растили воина, выковывали характерправителя. Королей взращивают не на мамкиных коленях, объятиями и поцелуями.Королей красят шрамы. На троне никто не станет вытирать тебе слезы. Лучше,чтобы ребенок рос, не ожидая снисхождения.

— Но это... ужасно! — Я подумала о своих родителях, которыене могли поднять руку на термитов, изъевших амбар, не говоря уже о том, чтобыударить ребенка.

Люциус отмахнулся от моего сочувствия:

— Я говорил о строгой дисциплине, привитой мне Старейшими,не для того, чтобы вызвать жалость. Я рос своенравным, волевым ребенком. Я неподдавался ни внушению, ни контролю, а меня надо было подготовить для власти. Именя подготовили... — Он многозначительно посмотрел мне в глаза: — Я осозналсвое предназначение.

Так, круг замкнулся, мы вернулись к тому, с чего начали.

— Нет, это невозможно, — простонала я. — Не собираюсь явступать в вашу секту!

Люциус встал и вновь начал расхаживать по комнате,приглаживая пальцами блестящие черные волосы.

— Ты меня не слушаешь.

— Это ты меня не слушаешь! — воскликнула я.

Люциус потер глаза:

— Черт побери, никаких нервов не хватает... Я говорилСтарейшим, что отдавать тебя в чуждую культуру было безумием. Ты никогда нестанешь подходящей невестой. Настоящей принцессой. Но оба клана настаивали натом, что твоя жизнь представляет слишком большую ценность, что тебя нельзяоставлять в Румынии...