— Ни-и-на! Ни-ина! — на весь салон протяжно закричалапередняя контролерша, и задняя двинулась ей на помощь, как ледокол кзастрявшему во льдах «Челюскину»!

— Пропустите, молодой человек! — сказала она Федору иотстранила его с дороги рукой, а тут и троллейбус затормозил, и добрый-добрыйженский голос из динамика объявил на весь салон остановку и призвал не забыватьсвои вещи.

Федор Башилов ринулся к задней двери, скатился со ступенек,и свобода приняла его с распростертыми объятиями!..

Он не доехал всего пару остановок — а в центре они короткие,и пешком недалеко, — и за билет не заплатил, и в скандал не ввязался. Красота!

Он дошел почти до цели и уже видел сверкающие шпили и башниздания, к которому шел, и тут у него в нагрудном кармане затрезвонил телефон.

Ему редко звонили, и он сам почти не звонил — все экономил —и очень удивился, когда телефон затрезвонил. Еще больше он удивился, когдаувидел, что это Светка, с которой он вроде как поссорился недавно, а она былане из тех, что кидаются мириться первыми.

— Да? — осторожно спросил в трубку Федор Башилов. Может, онахочет сказать ему, что они расстаются навсегда?!

— Федя, — прорыдала Светка в трубе, — Феденька-а-а!

Он перепугался так сильно, что стал как вкопанный, содрал сголовы шапку и зачем-то кинул ее на заплеванный снег.

— Что?! Что случилось?!

И еще ему почему-то показалось, что беда приключилась сматерью. Он бы этого не пережил.

— Феденька, отдай им все, что они просят! Отда-ай, Федя! Илиони меня убыо-ут!

За ширмой сидел старик Василий Дмитриевич, уронив голову наруки. Он сидел совершенно неподвижно, и Олег Петрович облизнул вмиг пересохшиегубы.

— Василий Дмитриевич! — позвал он и сделал осторожный шаг. —Вы слышите меня?

Пожалуй, зря он оставил Гену Березина в машине. Пожалуй, зряон все время выпендривался и ездил без охраны. Зря он вообще притащился сюда!..

— Василий Дмитриевич?!

Олег, никогда не любивший детективы, тем не менее точнознал, что именно в такой позе герой чаще всего и находит убитого. Сейчас онвозьмет его за плечо, и тяжелое мертвое тело подастся, поползет со стула иобрушится на пол с ужасающим ненатуральным грохотом!..

— Все, все пропало! — пробормотало предполагаемое «мертвоетело». — Теперь уж точно все пропало!

Олег сильно выдохнул, постоял и взялся рукой за висок, вкотором сильно и равномерно стучало.

Тело Василия Дмитриевича, пока еще вполне живое, зашевелилосьна стуле и обратило к Олегу мученический лик.

— Великий бог! — возликовало тело, и лик преобразился, измученического стал вполне человеческим. — Какое счастье, что вы приехали, ОлегПетрович! Какое непередаваемое счастье, мой дорогой молодой друг!

Олег достал из кармана сигарету и закурил, не спрашиваяразрешения.

— Так, — сказал он, стараясь не глядеть на старика, чтобытот не обнаружил, как перепугался его «молодой друг». — Что такое случилось,Василий Дмитриевич?

— Голубчик! — простонал тот. — Дайте старику глоток коньяку!Один глоток, и я буду готов поведать вам все, что со мной стряслось! Толькоодин глоток!

— Да где же я вам возьму коньяк?!

— Как где? Вон там, за дверкой, в шкапчике все приготовлено!Только налить и осушить, для успокоения стариковских нервов!

— В каком… шкапчике, Василий Дмитриевич?

— Во-он, в буфетике восемнадцатого века, то ли подлиннаяАнна Иоанновна, то ли подделка под нее, сердешную, я еще не разобрался.Бироновщина, бироновщина, дорогой мой, тогда мучила Россию!.. Ее все времямучило то одно, то другое… Там все и приготовлено.

Большими шагами Олег дошел до то ли подлинного, то липоддельного «буфетика» времен Анны Иоанновны, распахнул створку, и точно! Наполке было все приготовлено: и коньяк в хрустальном водочном графинчике,который с коньяком никак не вязался, и лимончик кружочками на блюдечке, и даженарезанное толстыми кусками сало — это уж совсем ни к чему! Сервировано всебыло на подносе, и Олег достал поднос и водрузил перед антикваром. Видимо,Василий Дмитриевич как раз собирался подкрепить свои силы, и тут случилосьнечто «кошмарное», из-за чего весь сыр-бор разгорелся.

— А вы? Со мной за компанию?

— Под сало, Василий Дмитриевич?

— Да вы ведь не на обеде с принцем Альбертом, дорогой мой! —парировал старик. — Это там у них коньяк салом не заедают, а у нас тут — отчегоже?

Олег налил темную, вкусно пахнущую жидкость в две пузатыеузкогорлые рюмки, взял свою, понюхал, покрутил в руке, еще раз понюхал и выпилзалпом.

Коньяк оказался не так уж плох, как можно было предположить.Старик проглотил свою порцию, немедленно налил из графинчика еще, и опятьпроглотил, и снова налил.

— Василий Дмитриевич, — глядя на его манипуляции, сказал ОлегПетрович. — Если вы намерены продвигаться такими темпами, я, пожалуй, поеду.

Старик схватил его за руку и чуть было не прижал ее к груди,но Олег не дал.

— Друг мой! — вскричал старик страшным голосом, покосился насвою рюмку, подхватил ее и опрокинул в себя. — Вы даже представить себе неможете, в какое ужасное положение я попал!

— Не могу.

— Вы даже не знаете, какая опасность мне угрожает!

— Не знаю.

— Вы и не предполагаете…

— Не предполагаю, — перебил его Олег Петрович. — Но у менявстреча, я не могу опоздать. Намек понимаете?

— Конечно, конечно, понимаю! — Антиквар снова налил себе иснова тяпнул и только тут заел лимончиком. — Итак, я грешен! Страшно грешен,Олег Петрович!

Олег потушил сигарету в замысловатой пепельнице,напоминавшей то ли цветок лотоса, то ли морскую раковину. Пепельница былапыльная, и в тесном пространстве сразу завоняло жженой шерстью.

— Каяться — это к батюшке. — Олег выразительно посмотрел начасы. — Я-то чем могу служить?..

— Секунду, секунду, одну небольшую, самую маленькуюсекундочку…

Старик проворно подскочил со стула, с сожалением посмотрелна графинчик, где еще порядочно оставалось янтарной жидкости, и побежал всторону облупленной сейфовой двери, за которой, Олег знал, у него былакомнатка, где ондержал самое ценное.

— За мной, за мной, Олег Петрович! — и распахнул дверь.

В комнатке было совеем не повернуться, и яркий свет лампочкибез абажура, болтавшейся на длинном хитом проводе, делал помещеньице похожим накамеру пыток из фильма про фашистов.