– Ну ладно, смотри, – засмеялась Дай-юй. – Иероглиф «большой» со знаком «девять» означает, что во время игры на цине большой палец следует положить на девятый лад. Знак «пять» с крючком означает, что правой рукой нужно ударить по пятой струне; таким образом, это не иероглифы, а условные значки для обозначения определенного музыкального тона. Все очень легко! Что касается слов «протяжно», «мягко», «свободно», «плавно», «бодро», «весело», то они означают не что иное, как темп игры.

– Милая сестрица, если ты так хорошо знаешь правила игры на цине, почему бы тебе не научить нас играть? – спросил Бао-юй.

– Игрой на цине нельзя злоупотреблять, – отвечала Дай-юй. – Древние прибегали к этому занятию лишь в тех случаях, когда успокаивали душу и подавляли низкие инстинкты. Если кто-нибудь хотел играть на цине, он избирал тихую комнату во внутренних покоях, уходил в лес, скрывался в горах либо удалялся на берег реки. Древние играли на цине лишь в те моменты, когда кругом царил покой, когда ветер был свеж и луна светла; играя, они погружались в волны благовоний, их не тревожили посторонние мысли, кровь и дух их пребывали в равновесии, и тогда своею душою они сливались с божествами и проникали в сущность самого «дао». Вот почему древние говорили: «Трудно встретить того, кто понимал бы музыку души твоей». И они играли в одиночестве под свежим ветром и ясной луной, среди голубых сосен и причудливых скал, среди диких обезьян и старых аистов, ибо считали, что только в этом случае цинь не будет оскорблен. Помимо того требовалось искусное владение инструментом. Если хочешь играть на цине, у тебя должны быть в порядке одежда и головной убор, ты должен носить либо плащ из перьев аиста, либо широкий халат, чтобы выглядеть так же, как наши предки, – тогда ты будешь достоин держать в руках этот божественный инструмент. Вымой руки, воскури благовония, присядь на тахту, положи цинь на столик так, чтобы его пятый лад находился как раз против твоего сердца, и начинай играть обеими руками – только тогда твое тело и душа придут в гармонию. Ты должен играть торжественно или бодро, в зависимости от настроения…

– Я хотел учиться ради развлечения, – выслушав ее, сказал Бао-юй. – Но если соблюдать все, что ты советуешь, учиться действительно будет трудно!..

В это время вошла Цзы-цзюань и, увидев Бао-юя, с улыбкой спросила:

– Что это сегодня так воодушевило второго господина Бао-юя?

– Сестрица просвещает меня в моем невежестве! – воскликнул Бао-юй. – Чем больше я ее слушаю, тем больше хочется слушать.

– Я не об этом, – возразила Цзы-цзюань. – Скажите лучше, что вас воодушевило прийти сюда сегодня? Почему вы не приходили раньше?

– Я слышал, что сестрица больна, – отвечал Бао-юй, – и не хотел ее беспокоить. Кроме того, я сейчас хожу в школу, и мы немного отдалились друг от друга.

– Барышня только что поправилась, – прервала его Цзы-цзюань. – Пожалуйста, не слишком утруждайте ее своим присутствием.

– А я так ее заслушался, что даже не подумал, что она устала! – воскликнул Бао-юй.

– Для меня эта беседа – развлечение, и я вовсе не устала, – проговорила Дай-юй. – Только опасаюсь, что из моих объяснений тебе не все понятно.

– Так или иначе, постепенно я все пойму! – заверил ее Бао-юй. Он встал и произнес: – В самом деле, сестрица, тебе нужно отдохнуть! Завтра я расскажу о нашем разговоре Тань-чунь и Си-чунь и пришлю их к тебе учиться музыке, а сам буду вас слушать.

– Избрал себе самое легкое, – засмеялась Дай-юй. – Если все научатся играть, а ты не будешь понимать музыки, разве ты сможешь понять звучание…

Договорив до этого места, она вдруг вспомнила о своих чувствах к Бао-юю и умолкла.

– Только бы вы научились играть на цине, – с улыбкой произнес Бао-юй, – и я с удовольствием буду вас слушать. Не обращайте внимания, если я окажусь «быком»[32].

Дай-юй покраснела и улыбнулась, Цзы-цзюань и Сюэ-янь рассмеялись. Бао-юй собрался уходить, но в это время вошли Цю-вэнь и другая служанка, державшая в руках горшок с орхидеей.

– Госпоже прислали в подарок четыре горшка с орхидеями, – сказала Цю-вэнь, – но, так как ей некогда заниматься цветами, она велела один цветок отнести второму господину Бао-юю, а другой – барышне Линь.

Дай-юй оглядела цветок и увидела два бутона на одной веточке – сердце ее так и дрогнуло. Она не знала, счастливое это предзнаменование или печальное, и погрузилась в размышления. Бао-юй, все мысли которого были заняты цинем, вдруг сказал ей:

– Сестрица, тебе подарили орхидею, почему бы тебе не сочинить песню на мотив «Гляжу на орхидею»?

Дай-юй от этих слов стало не по себе. Проводив Бао-юя и вернувшись в комнату, она поглядела на цветок и подумала:

«Весной все растения покрываются цветами и пышными листьями, а я молода, но немощна, словно тростник или ива осенью! Если бы мои мечты сбылись, может быть, я постепенно поправилась бы! Как бы мне не уподобиться цветку, у которого в конце весны ветер и дождь срывают лепестки!»

При этой мысли слезы заструились у нее из глаз. Глядя на Дай-юй, Цзы-цзюань никак не могла догадаться, что случилось.

«Только что Бао-юй был здесь, – думала она, – и у барышни было хорошее настроение, а сейчас, взглянув на цветы, она расстроилась».

Как раз в то время, когда опечаленная Цзы-цзюань не знала, как развлечь свою барышню, явилась служанка от Бао-чай.

Если вы не знаете, в чем было дело, прочтите следующую главу.

Глава восемьдесят седьмая, прочитав которую можно узнать, как расстроенная печальными стихами и воспоминаниями о прошлом девушка играла на цине и как в молодую монахиню, предававшуюся созерцанию, вселился дух блуждающего огня

Дай-юй велела пригласить женщину, которую прислала Бао-чай. Та справилась о ее здоровье, а затем вручила Дай-юй письмо. Дай-юй предложила ей выпить чаю, а сама вскрыла письмо Бао-чай и принялась читать.

В письме говорилось:

«В день твоего рождения меня с тобой не было, так как у нас в доме много всяких неприятностей, да и мать моя уже стара и не может за всем углядеть. Грызня и брань у нас не прекращаются с утра до вечера; вдобавок на нас свалилось несчастье, от которого не скрыться, как от пронизывающего ветра или моросящего дождя. Ночами я ворочаюсь с боку на бок, и какие только печальные думы не одолевают меня! Ведь ты мыслишь так же, как я, разве ты можешь не сочувствовать мне?!

Я вспоминаю о том, как была создана наша „Бегония“, как осенью мы любовались хризантемами, ели