является от начала до конца только протестом против мистицизма… Но если понимать под мистицизмом некий призыв к внутренней и глубокой жизни, тогда всякая философия – мистична»[533]. Эта установка и выразилась в полной мере в последней книге Бергсона.

Выше упоминалось о том, что в 1903 г. он прочел присланную ему У. Джеймсом книгу «Многообразие религиозного опыта» (в нее вошли лекции, прочитанные Джеймсом в 1901–1902 гг. в Эдинбургском университете)[534]. В этой книге собраны и проанализированы многочисленные свидетельства того, как религиозные чувства расширяют внутреннюю жизнь человека и открывают совершенно особую сферу, ускользающую от рационального анализа[535]. Целью автора было продемонстрировать «огромное многообразие духовной жизни человечества» и тем самым – через исследование «религиозного опыта различной силы и полноты» – внести свою лепту в разработку психологии индивидуальной души; эта дисциплина, по его словам, находилась еще в зачаточном состоянии[536]. Джеймс показал, какую роль в религиозной жизни играют подсознательные процессы, привел множество примеров проявления религиозных эмоций; здесь он неоднократно говорит о духовной энергии, центр которой образуется в подсознательной жизни и развивается далее без сознательного участия человека, предоставляющего свое «я» «на волю неизвестных сил, которые, каковы бы они ни были, несомненно совершеннее, чем мы сами, и лучше, чем мы, работают для нашего спасения» (с. 167). Через эту подсознательную область душевной жизни, по предположению Джеймса, вполне могут действовать высшие духовные силы, если они реально существуют. Джеймс описывает состояния религиозного обращения, где ведущим переживанием является «утверждение жизни, чувства покоя и радости» (с. 195).

Бергсон нашел в этой книге обширные фактические данные о проявлениях мистического опыта, который рассматривался как полноправный и даже высший вид опыта; довольно подробно здесь описаны свойства мистических состояний (неизреченность, интуитивность, кратковременность, бездеятельность воли); наконец, главный результат мистических экстазов Джеймс увидел в чувстве преодоления всех преград между человеком и Абсолютным, осознании единства с высшей силой. Вероятно, главной для Бергсона стала трактовка Джеймсом мистических состояний как доказательства реального существования объекта мистического опыта, – доказательства столь же правомерного и достоверного, как то, что дается в обыденной жизни человека его чувствами. Как упоминалось выше, Бергсон, прочитав «Многообразие религиозного опыта», направил Джеймсу письмо, где, в частности, рассказал о глубоком впечатлении, произведенном на него этой книгой: «Я начал читать ее по крайней мере дней десять назад и до сих пор не могу думать ни о чем другом, настолько увлекательной и даже захватывающей является Ваша книга от начала до конца. Мне кажется, Вам удалось выделить саму сущность религиозного чувства. Конечно, мы уже хорошо понимали, что это чувство есть одновременно радость sui generis и сознание союза с высшей силой; но какова природа этой радости, что это за союз? Казалось, это недоступно анализу и необъяснимо; но Вы сумели это проанализировать и объяснить, благодаря совершенно новому подходу, при котором читателю дается поочередно серия впечатлений о целом, взаимодействующих и объединяющихся между собой в его сознании. Тем самым Вы открыли путь, по которому, несомненно, последуют и многие другие, но Вы сразу ушли по нему так далеко, что им будет очень трудно обогнать Вас или хотя бы настичь»[537].

Книга Джеймса была тогда замечена и обсуждалась французскими авторами. Так, Эмиль Бутру в работе «Наука и религия в современной философии», при несколько скептическом отношении к мистическому опыту[538], положительно оценил исследование американского философа, подчеркнув, что тот рассматривает «мистицизм, освобожденный от видений и экстатических состояний, не составляющих его сущности, и сведенный таким образом к своей действительной основе: к повышению и расширению внутренней жизни»; кроме того, Джеймс, по его словам, рекомендует людям взять за образец религиозной жизни «жизнь великих творцов, для которых религия была прежде всего конкретным переживанием» (с. 297). Поэтому мистицизм предстал в работе Джеймса как живая реальность, как деятельность, а не пассивное созерцание. Но Бутру высказал и ряд критических суждений: автор книги, с его точки зрения, рассматривал чисто субъективные впечатления, а потому у него нет критериев разграничения галлюцинации и нормального восприятия; субъект мистического опыта, «всецело охваченный чувством общения с бесконечным, не отличает уже более реального от воображаемого» (с. 300). Бутру выразил сомнение в том, что опыт мистиков вообще можно отнести к сфере подлинного опыта: «…мистические состояния не только не создают опыта, но является еще вопросом, можно ли их считать состояниями сознания: ведь мистический экстаз доходит почти до полного угашения сознания» (там же).

Бергсон, конечно, читал книгу Бутру, как и другие работы на эту тему, где высказывались сходные мнения. Но, в отличие от авторов данных трудов, он в трактовке мистического опыта был согласен с Джеймсом. Возможно, именно книга Джеймса подсказала ему дальнейший путь, на который он вступил после завершения работы над «Творческой эволюцией». В письме Джеймсу от 21 января 1909 г. Бергсон упомянул также о высказанной американским философом мысли о существовании посредников между человеком и Богом и заметил, что она относится к числу тех идей, которые, на его взгляд, будут приобретать все больший вес в философии[539]. В этот период он уже углубленно размышлял о христианских мистиках и их роли в нравственном преображении человечества, и данное суждение Джеймса вполне органично вписывалось в ту концептуальную область, которая все яснее проступала в его сознании.

Вторым важным для Бергсона источником по этому вопросу стала книга его бывшего ученика, французского философа и религиоведа А. Делакруа «Исследования истории и психологии мистицизма», которую он прочел в 1908 г. 30 января 1909 г. Бергсон сделал сообщение о ней на заседании Академии юридических и политических наук. По его оценке, мистицизм предстает здесь как «движение души в определенном направлении», и характерной чертой такого движения является «непрерывная интеллектуальная интуиция, из которой, кажется, так и брызжет творческая спонтанность»[540]. Бергсон особо подчеркнул мысль Делакруа о том, что у великих христианских мистиков созерцание не подавляет действия; наоборот, интуиция дает им силы для действия и борьбы. Хотя интуицию они получают из глубин собственной индивидуальности, она согласуется с христианскими догматами, поскольку именно образы и идеи христианства дают мистику возможность прийти к интуиции. Все эти положения книги Делакруа, применившего, как видим, в своем анализе идеи учителя, в частности концепцию интуиции, оказались очень существенными для Бергсона. Делакруа, подобно Джеймсу и в отличие от многих исследователей мистицизма, видел в этом явлении не специфическую форму невроза, а выражение глубокой внутренней жизни. Но он рассматривал мистицизм с психологической точки зрения и не считал, что в опыте мистиков проявляется нечто абсолютное. Последний вывод сделал Бергсон. Книги Джеймса и Делакруа помогли ему связать в