мышцы, когда Келлин дотронулся до меня.

Кла взял ведро с питьевой водой. Йота схватил его за руку.

– Неа, неа! Используй кружку, дубина! Перси больше не принесёт воды, пока…

Я никогда не видел, чтобы такой крупный мужчина, как Кла, двигался так быстро, даже в повторах по «И-Эс-Пи-Эн Классик» с Шакилом О’Нилом, когда в студенческие годы тот играл за Университет штата Луизиана – даже при росте в семь футов и весе в триста двадцать фунтов у Шака были потрясающие движения.

Ведро находилось у губ Кла и приближалось. Через секунду, или так показалось, оно прогрохотало по каменному полу, расплескав воду. Кла повернулся. Йо лежал на полу, опираясь на одну руку. Другой он держался за горло. Его глаза выпучились. Он хватал ртом воздух. Кла наклонился и поднял ведро.

– Если ты убьёшь его, тебе это дорого обойдётся, – сказал Янно. Затем обнадеживающе добавил: – И не будет «Честного».

– Будет, – печально произнёс Хэйми. – Летучий Убийца не станет ждать. Место Йо займёт Рыжая Молли.

Но Йо не был убит. В конце концов он поднялся на ноги, доковылял до своего тюфяка и улёгся на него. Следующие два дня ему приходилось шептать. Пока не появился Кла, Йо был самым большим из нас, самым сильным; можно было ожидать, что он всё ещё будет стоять на ногах, когда кровавое состязание под названием «Честный» подойдет к концу, но до этого я никогда не видел, чтобы его свалил один удар по горлу.

Кто мог противостоять человеку, который мог сделать это в первом же раунде состязаний?

Зная Келлина, полагаю, этой чести удостоился бы я.

5

Мне часто снилась Радар, но как-то ночью, после того, как Кла свалил с ног Йоту, мне приснилась принцесса Лия. На ней было красное платье с талией в стиле ампир и плотно облегающим лифом. Из-под подола выглядывали красные туфли в тон платью, пряжки которых украшали бриллианты. Её волосы были забраны назад и стянуты витиеватой нитью жемчуга. На округлой груди висел кулон в форме бабочки. Я сидел рядом с ней, одетый не в лохмотья, в которых пришёл в Эмпис со своей умирающей собакой, а в тёмный костюм с белой рубашкой. Костюм был бархатный. Рубашка – шёлковой. На ногах у меня были замшевые сапоги с загнутым голенищем наподобие тех, что у мушкетёров Дюма на иллюстрациях Говарда Пайла. Обувь, без сомнения, из коллекции Доры. Неподалёку паслась умиротворённая Фалада, в то время как серокожая служанка Лии расчёсывала ей волосы.

Мы с Лией держались за руки и смотрели на наши отражения в неподвижной луже воды. У меня были длинные и золотистые волосы. Моя небольшая угреватость исчезла. Я был красив, и Лия была красива, особенно потому, что её рот вернулся на место. На её губах лёгкая улыбка. В уголках её рта были ямочки, но никаких признаков язв. Скоро, если сон продолжится, я поцелую эти красные губы. Даже во сне я понял, что это: финальная сцена диснеевского мультфильма. В любой момент лепесток мог упасть в лужу, вызвав рябь и заставив наши отражения дрогнуть, когда губы воссоединившихся принца и принцессы встретятся и зазвучит музыка. Никакой тьме не позволено будет омрачить идеальный финал сказки.

Только одна вещь была не на своём месте. На коленях принцесса держала фиолетовый фен. Я не мог ошибиться, хотя мне было всего семь лет, когда погибла моя мама. Все её полезные вещи, включая фен, отправились в «Гудвил Стор», потому что, по словам моего отца, каждый раз, когда он смотрел на то, что называл её «женскими штуками», у него снова щемило сердце. Я был не против, что он отдал большую часть маминых вещей; я только попросил оставить её духи и ручное зеркальце. Отец согласился. Они всё ещё стояли у меня дома на комоде.

Мама называла свой фен Фиолетовой Лучевой Пушкой Смерти.

Я открыл рот, спросить Лию, зачем ей мамин фен, но прежде чем успел это сделать, её служанка сказала: «Помоги ей».

– Я не знаю как, – ответил я.

Лия улыбнулась своим новым и безупречным ртом. «Ты быстрее, чем думаешь, принц Чарли».

Я начал объяснять ей, что я не такой уж быстрый, вот почему я играл на линии в футболе и на первой базе в бейсболе. Правда, я продемонстрировал некоторую скорость в «Тёрки Боул» против Стэнфорда, но это было короткое и наполненное адреналином исключение. Однако, прежде чем я успел что-либо сказать, что-то ударило меня по лицу, и я мигом проснулся.

Это оказался ещё один стейк, маленький, едва ли больше клочка. Перси зашаркал по коридору, бросая такие же маленькие куски в другие камеры, приговаривая: «Оф’уатки, оф’уатки» Что, как я предположил, на его языке означало «остатки».

Хэйми храпел, измученный игрой и своей обычной борьбой после ужина за опорожнение кишечника. Я взял свой маленький кусочек стейка, сел, прислонившись спиной к стене камеры и откусил от него. Что-то хрустнуло у меня под зубами. Я взглянул и увидел засунутый в ломтик мяса кусок бумаги, едва ли больше того, которые кладут в печенье с предсказаниями. Достал его. Мелким и ровным почерком образованного человека там было написано:

«Мой принц, я помогу, если смогу. Отсюда есть выход через комнату ЧИНОВНИКОВ. Это опасно. Уничтожь записку, если тебе дорога моя жизнь. К твоим услугам, ПЕРСИВАЛЬ».

«Персиваль, – подумал я. – Не Перси, а Персиваль. Не серый раб, а настоящий человек с настоящим именем».

6

На следующий день у нас на завтрак были сосиски. Мы все понимали, что это означает. Хэйми посмотрел на меня опустошёнными глазами и улыбнулся: «По крайней мере, я перестану мучиться болями в животе. И напрягаться, чтобы посрать. Ты хочешь сосиски?»

Я не хотел, но взял четыре штуки, надеясь, что они придадут мне немного дополнительной энергии. Сосиски свинцом упали в мой желудок. Из камеры на другой стороне коридора на меня смотрел Кла. Нет, не так. Он сверлил меня взглядом. Йота пожал плечами, как бы говоря: «Что поделать». Я пожал плечами в ответ: «И правда».

Оставалось только ждать. У нас не было возможности следить за временем, но казалось, что оно замедлилось. Фремми и Стукс сидели бок о бок в своей камере. Фремми сказал: «Остаётся только ждать, старина, пока они не поставят нас друг против друга».

Я подумал, так и будет. Потому что это жестоко. Или, по меньшей мере, неправильно.

Как раз в тот момент,