была уже немолода, но всё ещё классная. Группа насчитывала всего восемь человек и на второй год уроков латыни не было, потому что мисс Янг ушла на пенсию, и эту часть языковой программы закрыли.

В наш первый день мисс Янг спросила, знаем ли мы какие-нибудь латинские фразы. Карла Йоханссон подняла руку и сказала «carpe diem», что означало «лови мгновенье». Больше желающих не нашлось, так что я поднял руку и повторил то, что обычно слышал от дяди Боба, когда ему нужно было куда-нибудь идти: «tempus fugit», что означало «время летит». Мисс Янг кивнула, и когда больше никто не решился поднять руку, она назвала нам ещё пару фраз: «ad hoc, de facto» и «bona fide». Когда урок закончился, она подозвала меня, сказала, что хорошо помнит мою мать и ей жаль, что она ушла от нас так рано. Я поблагодарил её. Без слёз, ведь прошло шесть лет, но к горлу подступил комок.

– Tempus fugit – хорошее выражение, – сказала она, – но время не всегда летит, как знают все, кому когда-либо приходилось чего-то ждать. Но думаю, tempus est umbra in mente – лучше. Примерный перевод: время – это тень в сознании.

Я часто думал об этом в Глубокой Малин. Поскольку мы были заточены под землёй, единственным, что отличало день от ночи было то, что при дневном свете – где-то там, а не в нашем столь отдалённом месте – ночные солдаты приходили реже, их голубые ауры тускнели, а человеческие лица становились более заметны. По большей части это были несчастные лица. Усталые. Измождённые. Я задавался вопросом, не заключили ли эти существа, когда ещё были людьми, какую-то дьявольскую сделку, о которой теперь сожалеют, когда уже слишком поздно идти на попятную. Может быть, не Аарон и некоторые другие, и, определённо, не Верховный Лорд, но остальные? Возможно. Или, может, я хотел видеть то, чего не было.

Мне казалось, что в течение первой недели в темнице я более-менее следил за временем, но после этого потерял счёт. Думаю, нас водили на стадион для игр каждые пять-шесть дней, но по большей части это были обычные тренировки, а не кровавые бои. Единственным исключением стал случай, когда Янно (извините, что продолжаю закидывать вас этими именами, но вы должны помнить, что кроме меня там было ещё тридцать узников) слишком сильно замахнулся боевой палкой на Эрис. Она пригнулась. Он промахнулся на фут и вывихнул себе плечо. Я не удивился. Янно, как и большинство моих товарищей, не походил на Дуэйна Джонсона, и то, что большую часть времени он провёл запертым в камере, не способствовало его укреплению. Я же упражнялся даже в камере; мало кто делал то же самое.

Другой узник, Фрид, вправил плечо Янно, когда нас завели в раздевалку. Он велел Янно сидеть смирно, взял его за локоть и дёрнул. Я услышал глухой щелчок, когда сустав Янно встал на место.

– Неплохо, – сказал я, когда нас вели обратно в Малин.

Фрид пожал плечами.

– Раньше я был врачом. В Цитадели. Много лет назад.

Только он сказал не «лет». Знаю, что говорил это раньше; вы знаете, что я говорил это раньше, но я должен объяснить – по крайней мере, попытаться – почему у меня никогда ничего не укладывалось в голове. Я всегда слышал «лет», но когда задавал вопросы об Эмписе и использовалось это слово, казалось, что оно имеет разное значение для разных людей. Пока шли недели (проведённые с пользой), я получил примерное представление об истории Эмписа, но так и не разобрался во временной последовательности.

На папиных собраниях АА новичкам советовали вынуть вату из ушей и засунуть её себе в рот; учитесь слушать, чтобы вы могли слышать и познавать, говорят они. Иногда я задавал вопросы, но в основном развешивал уши и держал рот на замке. Они болтали (потому что делать больше нечего), они спорили о том, когда случилось то-то и то-то (и случалось ли оно вообще), они пересказывали то, что слышали от своих родителей и бабушек с дедушками. Картина начала обретать форму, туманную, но лучше, чем ничего.

Когда-то, давным-давно, монархия была настоящей монархией с настоящей армией, и, насколько я знаю, даже с флотом. Примерно такой, я полагаю, была Англия во времена Якова, Карла и Генриха со всеми их жёнами. Древние короли Эмписа – не могу сказать, была когда-нибудь среди них королева; это одна из многих вещей, о которых я не знаю – предположительно были избраны высшими богами. Их власть была непререкаемой. Их самих тоже считали чуть ли не богами, и насколько я понял, так оно и было. Разве трудно поверить, что короли (и, возможно, члены их семей) могли левитировать, поражать врагов взглядом, или излечивать болезни прикосновением в стране, где жили русалки и великаны?

В какой-то момент правящей семьёй стали Галлиены. По словам моих товарищей по заключению, это случилось – как вы уже догадались – много лет назад. Но с течением времени, может, пять или шесть поколений спустя Галлиены начали ослаблять королевскую хватку. Во времена, предшествовавшие приходу серости, Эмпис была монархией только по названию: королевская семья по-прежнему имела вес, но больше не являлась единой и всеобъемлющей силой. Возьмём Цитадель. Док Фрид сказал, что ею управлял Совет семерых, члены которого избирались. Он говорил о Цитадели так, будто это был большой важный город, но у меня сложилась картина маленького и богатого городка, который процветал благодаря торговле с Приморьем и Лилимаром. Возможно, другие города и княжества, такие как Деск и Уллум (по крайней мере, до того, как он погряз в религиозном безумии), были примерно такими же, со своей специализацией; их жители просто занимались своими делами.

Узники, большинство из которых стали моими друзьями – загруженными верой в то, что я некий волшебный принц – знали лишь немногое о Лилимаре и дворце. Это не являлось великим секретом, просто они жили своей жизнью в своих городах. Они платили дань королю Джану (Дабл вообще думал, что короля звали Джем, как то, что вы намазываете на хлеб), потому что требуемые суммы были умеренными, и армия – к тому времени значительно сокращённая и переименованная в королевскую гвардию – следила за дорогами и мостами. Дань также платилась некоторым людям, которых Том назвал наездными шерифами, а Эммит – поссменами (так я услышал). Жители Эмписа также платили дань, потому что Джан – та-да! – король, и потому, что люди склонны