Я сказал ему, что не в обиде, не потрудившись добавить, что в своей жизни я слышал много всякого. Это касалось не только спорта, это было частью жизни мужчины.

Я подошёл к одному из вёдер и отжал плавающую в нём тряпку. Вымыл лицо, шею, подмышки и живот. Я мучительно осознавал, что за мной наблюдали зрители. Когда я покончил с теми частями тела, куда мог дотянуться, Джайя попросила меня развернуться. Я так и сделал, и она помыла мою спину. Она бережно обошлась с рассечением, которым меня наградил Аарон за трюк на кольцах, но я всё равно поморщился.

– Неа, неа, – сказала Джайя. Её голос звучал ласково. – Не шевелись, Чарли. Мне нужно вымыть грязь из раны, чтобы она не загноилась.

Когда она закончила, то указала на одно из неиспользованных вёдер. Затем коснулась моих волос, но только на секунду, затем отстранилась, будто дотронулась до чего-то горячего.

Я посмотрел на Йоту для подтверждения. Он кивнул. Не долго думая, я схватил ведро и вылил его себе на голову. Вода была такой холодной, что у меня перехватило дух, но это было приятно. Я запустил пальцы в волосы, выгребая кучу старой грязи и песка. Грязная вода собралась лужицей вокруг моих ног. Я зачесал волосы назад, как получилось. «Становятся длинноваты, – подумал я. – Наверное, выгляжу, как хиппи».

Они уставились на меня, все тридцать. Некоторые даже с изумлением. У всех округлились глаза. Йо приложил тыльную сторону ладони ко лбу и преклонил колено. Остальные последовали его примеру. Сказать, что я был ошеломлён – ничего не сказать.

– Встаньте, – сказал я. – Я не тот, о ком вы подумали.

Вот только я не был в этом уверен.

Они поднялись. Йо подошёл и взялся за прядь моих волос, упавших на ухо. Он дёрнул за неё – ой! – и показал мне свою ладонь. Волоски, даже мокрые, ярко блестели в свете газовых фонарей. Почти как золотые гранулы мистера Боудича.

– А что насчёт моих глаз? – спросил я. – Какого они цвета?

Йота прищурился, оказавшись почти нос к носу со мной.

– Всё ещё ореховые. Но могут измениться. Ходи с понурым взглядом как можно дольше.

– Ублюдкам это нравится, – сказал Стукс.

– Они обожают это, – добавил Фремми.

– Они придут за нами в любое время, – сказала Эрис. – Дай мне… прости принц Чарли, но я должна…

– Не называй его так! – сказал Том. – Никогда! Хочешь, чтобы его убили? Чарли, всегда только Чарли!

– Прости, – прошептала Эрис, – и прости за то, что сделаю, но я должна.

Она собрала много чёрного налёта из-под полки – смесь застарелого жира и грязи.

– Наклонись ко мне. Ты очень высокий.

«Ну конечно, – подумал я. – Высокий, белокожий, теперь блондин, и, возможно, вскоре стану голубоглазым. Лихой принц прямо из диснеевского мультфильма». Не то чтобы я собирался лиходейничать, да и всё это казалось абсурдом. Разве диснеевский принц когда-либо размазывал дерьмо по лобовому стеклу или взрывал почтовый ящик бомбочкой?

Я наклонился. Очень нежно Эрис провела пальцами по моим волосам, снова пачкая их, делая темнее. Но не скажу, что прикосновение её пальцев к моей голове не вызвало у меня лёгкого трепета. Судя по тому, как покрылись румянцем щёки Эрис, у неё тоже.

В дверь заколотили кулаком. Один из ночных стражей выкрикнул: «Время игры окончено! Выходите! Быстро, быстро! Не заставляйте меня повторять, детки!»

Эрис отступила назад. Она посмотрела на меня, затем на Йо, Джайю и Хэйми.

– Думаю, сойдёт, – тихо произнесла Джайя. Я надеялся на это. У меня не было желания снова отправиться в покои Верховного Лорда.

Или в камеру пыток. Попади я туда, меня бы заставили рассказать всё… и я бы рассказал. Для начала, откуда я пришёл. Кто помогал мне на моём пути и где они живут. Затем про то, кем меня считали мои товарищи по заключению. Кем я был.

Их блядским спасителем.

4

Мы вернулись в Глубокую Малин. Двери камер захлопнулись и заперлись по мановению вытянутых рук ночных стражей. Это был ловкий трюк. Интересно, что ещё они умели? Помимо передачи электрических разрядов по своему желанию.

Хэйми смотрел на меня выпученными глазами со своей половины камеры – сидя так далеко от меня, как только мог. Я велел ему перестать таращиться, это меня нервировало. Он сказал: «Извини, при… Чарли».

– Тебе бы порепетировать, – сказал я. – Обещай, что постараешься.

– Обещаю.

– И тебе стоило бы крепче держать свои мысли при себе.

– Я никому не говорил о своих догадках.

Я оглянулся через плечо, увидел Фремми и Стукса, сидящих бок о бок и уставившихся на нас из своей камеры, и понял, как распространился слух. Некоторые истории (как вы, вероятно, и сами знаете) слишком хороши, чтобы не рассказать их.

Я подсчитывал количество больных мест на своём теле, когда сдвинулись четыре засова. Вошёл Перси с большим куском торта на металлической тарелке. Шоколадный, судя по виду. У меня стянуло желудок. Он отнёс торт по коридору к камере Эммита, которую тот делил с Галли.

Эммит просунул руку сквозь прутья и отщипнул приличный кусок. Он отправил его в рот, затем сказал (с явным сожалением): «Отдай остальное Чарли. Он побил меня палкой. Порвал, как Тузик грелку.»

Он сказал не совсем то, что я услышал. Так моя мама говорила после игры в джин44 с её подругой Хеддой. Иногда Хедда «рвала» её, как грелку; иногда, как баян, или «делала, как ребёнка». Есть выражения, которые вы никогда не забудете.

Перси вернулся назад тем же путём, с тортом, от которого был отломлен немалый кусок, на тарелке. Его провожали вожделенные взгляды. Торт был таким большим, что Перси пришлось наклонить его, чтобы просунуть между прутьев решётки. Я прижал торт к тарелке, чтобы он не упал на пол, затем облизал с пальцев глазурь. Боже мой, как же это было вкусно – я до сих пор чувствую его вкус.

Я начал откусывать (пообещав себе, что поделюсь с Хэйми, может даже с комическими близнецами по соседству), затем помедлил. Перси продолжал стоять перед камерой. Когда он увидел, что я гляжу на него, то приложил тыльную сторону своей расплавленной ладони к своему серому лбу.

И преклонил колено.

5

Я спал и мне снилась