– Кто?

– Ну, он.

По радио звучал шансон. Голос, который не перепутаешь, – Шарль Азнавур.

– О да.

А что стало бы с Виктором, если бы немцы не вторглись сюда? Может, это его голос звучал бы сейчас по радио.

Еще вчера мне было двадцать лет,

но я зря потратил время.

Делал глупости.

От этого не остается ничего,

Только несколько морщин на лбу и страх скуки.

Ибо моя любовь умерла, не успев возникнуть.

Мои друзья ушли и не вернутся.

По моей вине вокруг меня образовалась пустота.

Парижский проспект ночью был забит транспортом, точно среди бела дня. Никто не предупредил Морица, что начался Рамадан. В отеле напитки и еду подавали весь день, но за пределами отеля рестораны открывались только на закате. Мориц прихватил с завтрака кусок багета с сыром, два апельсина и бутылку воды.

Поначалу он хотел арендовать машину, чтобы поехать в южный пригород, где находилась штаб-квартира ООП. Но, выйдя из отеля, вдруг решил взять такси.

На север. Пиккола Сицилия.

Таксисту ничего не говорило это название.

Мориц объяснил ему, где находится район.

– А, Ла-Гулет! – воскликнул водитель.

По дороге он рассказывал, как там красиво, особенно сейчас, когда потеплело и все стекаются на пляж. Он должен поискать себе там мадам, самые красивые женщины живут в Ла-Гулет.

Я знаю, подумал Мориц.

– Там родилась даже Клаудия Кардинале! – крикнул водитель.

– И как, она сюда приезжает?

Водитель пренебрежительно махнул рукой:

– Итальянцы все уехали. Tutti partiti.

А евреи?

– Tous parti, – повторил таксист то же самое по-французски.

* * *

Рю де ля Пост теперь называлась улицей Палестины. Мориц стоял перед маленьким белым домом и смотрел на входную дверь. В палисаднике цвели бугенвиллеи и жасмин. Но над дверным проемом больше не висела мезуза. Из окна выглянула женщина. Лет сорока, она уставилась на него с подозрением.

– Бонжур, мадам. Я ищу семью Сарфати.

Она сказала что-то по-арабски.

– Pardon? – спросил Мориц.

– Parti!

И тот же жест, что у таксиста.

– Куда?

Она пожала плечами.

* * *

Он пошел на еврейское кладбище и спросил старую женщину-сторожа про Сарфати.

– Альберт? Мими?

Та задумалась. И пожала плечами.

Мориц ходил по кладбищу в поиске недавних могил. Состояние кладбища было плачевным. Белый мрамор плит потрескался, дорожки заросли травой и папоротником. Последние захоронения были в начале шестидесятых годов. Мертвые молчали, живые уехали.

Куда бы он ни посмотрел, везде только могилы да небо. Внезапно он почувствовал себя брошенным ребенком. Альберт и Мими дали ему приют, когда он был совсем один. Они поддержали его даже после расставания с Ясминой. Регулярно писали ему письма. Они созванивались. Альберт всегда оставался отцом для своего зятя. В какой-то момент контакт оборвался, и Мориц винил в этом себя, а не Альберта. Спрятавшись от мира, он отстранился и от Альберта. Сейчас он очень жалел об этом. Должно быть, ранил Альберта своим молчанием. А Мориц об этом и не подумал.

У него ослабли ноги, закружилась голова. Показалось, что вот-вот потеряет сознание. Я обязательно должен позвонить Ясмине, подумал он. Но и с ней контакт прервался. По другой причине. Тут она перестала отвечать на его письма. И даже если бы он захотел, то между Тунисом и Израилем нет телефонной связи.

Я потерял всех, кто был для меня важен, думал Мориц. Точно внутри меня болезнь, которая несет несчастье тем, кого я люблю. Когда-то должен был настать момент, чтобы признаться себе в поражении. Он пытался убежать, но ничего не помогло. Все, на что он еще годился, – миссия. Найти единственную женщину, которая тронула его сердце так же, как Ясмина.

Чтобы принести ей смерть.

* * *

Нужно было просто ехать вдоль моря, на юг, мимо гавани и хаотичной пригородной застройки. Тунис плавно сливался с безликим морским курортом под названием Хаммам-Шатт, прямо перед немецким военным кладбищем. Пыльный корниш, как на арабском называлась дорога вдоль моря, с пальмами, пустыми кафе и мясными лавками. Казино, видавшее лучшие времена. Низкие белые блочные дома с голубыми ставнями. Именно здесь очутился Арафат со своими революционерами, когда им пришлось покинуть сначала Иорданию, а затем Ливан. Более чем в двух тысячах километров от Иерусалима.

* * *

Три неприметных домика на берегу. Песочно-серые, полинявшие фасады, поломанные ставни. Ни флага, ни полицейской охраны. Только метровые радиоантенны показывали, что здесь живут непростые люди. Иногда выходили мужчины, иногда подъезжали машины. Никто не носил открыто оружия. Мориц никого не смог опознать. Он припарковался на расстоянии. Маленькая арендованная машина, представитель фирмы в командировке. С помощью 300-миллиметрового телевика он мог фотографировать из автомобиля. Людей перед дверью, номерные знаки. Работа поддерживает душу. Приятное чувство, когда можно положиться на свои навыки. В конечном счете такое же ремесло, как и любое другое.

На следующий день после захода солнца, когда наполнились уличные кафе и рестораны, Мориц смешался с толпой. Случайные разговоры с местными. Его новая легенда идеально стыковалась со старой: успешный фотограф, купивший долю в немецкой компании по производству быстрых проявителей. Дело стремительно расширяется, а в курортном Тунисе полно фотомагазинов, перешедших на новую технологию. Больше не нужно отправлять кассеты с пленкой в лабораторию – к вашим услугам автоматическая проявка на месте, экспресс-отпечатки менее чем за двенадцать часов.

Вдруг мимо пронеслась колонна машин. Три или четыре темных «мерседеса» на большой скорости. Взметнув пыль, они исчезли в ночи. Люди оборачивались и тут же возвращались к еде.

– Абу Аммар, – усмехнувшись, сказал мужчина за соседним столом.

– Кто это?

– Арафат.

* * *

На третий день он увидел ее. Было 18:12. Ее силуэт сразу бросился Морицу в глаза, хотя между ними было метров сто. Прямая осанка, решительная походка – ее фигура приковывала взгляд, по бокам двое мужчин, сопровождение. Стиль одежды остался таким же простым. Джинсы, кроссовки, футболка. Волосы до плеч и большие солнцезащитные очки. Они сели в светло-голубой «пежо 504» и поехали в сторону Туниса.

Мориц следовал за ними на расстоянии. Все произошло очень быстро и буднично. Только в дороге он заметил, что у него дрожат руки.

На проспекте Бургибы в центре города один из двух мужчин вышел из машины. Другой поехал дальше с Амаль. Через несколько улочек, перед самой мединой, Амаль вышла из машины. Улица Али Бах Хамба. Мориц перестал следовать за «пежо» и ехал теперь на самой низкой скорости. Она скрылась в небольшом магазине, купила хлеб, сыр и воду, затем двинулась дальше и вошла в один из белых четырехэтажных жилых домов. Номер 16.