Смерть Ратенау лишила кабинет Вирта жизненной энергии. Канцлер пытался спасти положение, предложив создать широкую коалицию всех крупных партий. Но его план провалился из-за нежелания социал-демократов и националистов сотрудничать между собой. В атмосфере вражды и взаимных обвинений Вирт 14 ноября подал в отставку. Ситуация требовала нового руководства и новых идей, но устраивающего всех кандидата в канцлеры не было. Потребовалось вмешательство Эберта, который 22 ноября поручил формирование кабинета директору судоходной компании ГАПАГ, беспартийному Вильгельму Куно (1876–1933), административные способности и энергия которого были широко известны. Выбор Эберта показал, что у него появился скепсис в отношении дееспособности парламентской системы.

Куно рассчитывал на поддержку промышленников и банкиров, но те не желали поступаться даже малейшими своими интересами и требовали ликвидации всех социальных завоеваний рабочих в дни революции 1918 г. Новый канцлер оказался не слишком компетентным политиком, когда стало очевидно, что под предлогом задержки Германией поставок леса и угля в счет репараций Франция готовится оккупировать Рур. Куно не нашел лучшего решения, чем обратиться к союзникам с требованием пятилетнего моратория на репарационные платежи. Канцлер заявил, что Германия готова уплатить 20 млрд. марок, если ей будет предоставлен международный заём, а Франция выведет свои войска с территорий, занятых ею в марте 1921 г.

Но было уже поздно. Еще 26 декабря репарационная комиссия под нажимом Парижа вынесла решение, что Германия не выполняет своих обязательств. 9 января с этим согласились правительства Франции, Италии и Бельгии, а через два дня девять французских и бельгийских дивизий вступили в Рурскую область.

Рурский кризис

Оккупация Рура лишила Германию 7% ее территории с населением в 3 млн. человек. Она потеряла 70% добычи каменного угля, 54% выплавки чугуна и 53% выплавки стали[182]. В Руре была сконцентрирована почти четверть индустриальных рабочих Германии, сердце промышленности которой было парализовано.

Немецкое правительство не приняло на этот случай никаких мер предосторожности, поскольку Куно до последней минуты был убежден в том, что какое-нибудь обстоятельство остановит Пуанкаре. Когда же оккупация началась, кабинет, в заседании которого приняли участие президент Эберт, командующий рейхсвером Сект и бессменный социал-демократический министр-президент Пруссии Отто Браун, принял решение об организации пассивного сопротивления. 13 января, выступая в рейхстаге, канцлер заявил, что Германия прекращает репарационные платежи Франции и Бельгии. Он призвал население Рура к бойкоту всех распоряжений оккупационных властей и к отказу от уплаты налогов. Были прекращены поставки угля и леса во Францию и Бельгию, которым так и не удалось наладить производство в Руре. Фактически на оккупацию Франция потратила средств больше, чем в результате получила, поскольку добыча угля в Руре упала до минимума. В 1922 г. Германия поставила в счет репараций 11,46 млн. т угля и кокса, а в 1923 г., даже под угрозой репрессий, из Германии было вывезено всего 2,37 млн. т. Курс пассивного сопротивления встретил широкую поддержку партий и профсоюзов. Что же касается КПГ, ставшей после объединения с левыми независимцами массовой партией, то, действуя в духе коминтерновской «теории наступления», она выдвинула авантюрный лозунг «Бейте Пуанкаре и Куно в Руре и на Шпрее!», который только раскалывал общий фронт сопротивления оккупантам.

Французские оккупационные войска, на треть состоявшие из негров, что должно было еще сильнее унизить немцев, ответили на рост саботажа и забастовочного движения усилением репрессий. 31 марта французские солдаты заняли крупповский завод в Эссене. В ответ на требование рабочих покинуть территорию завода был открыт огонь. Погибло 13 и было ранено около 40 рабочих. Но оккупационные власти наказали не французских офицеров, устроивших это побоище, а руководителей и служащих завода. Сам Крупп в мае был приговорен к 100 млн. марок штрафа и 15 годам тюрьмы, из которых он, впрочем, отсидел всего семь месяцев. Сопротивление немецких железнодорожников французы попытались сломить другим путем. С января по июнь 1923 г. более 5 тыс. рабочих и служащих вместе с семьями были выселены из их жилищ, свыше 4 тыс. человек оккупанты насильно выслали из Рура.

Свирепость оккупационных властей дала праворадикальным силам толчок к переходу от пассивного сопротивления к активному противодействию, В марте и апреле особая команда, в которую входил бывший лейтенант балтийского фрейкора Альберт Лео Шлагетер, устроила ряд взрывов на рурских железных дорогах. 2 апреля Шлагетера арестовали. По приговору французского военного суда в Дюссельдорфе 26 мая он был расстрелян. Это вызвало волну возмущения во всей Германии, причем самые резкие протесты заявили коммунисты, а член ЦК ВКП (б) и Исполкома Коминтерна Карл Радек, главный кремлевский эксперт по Германии, назвал Шлагетера «мужественным солдатом контрреволюции», который «заслуживает всяческого уважения»[183].

С июня 1923 г. правительство Куно практически уже не контролировало положение в стране. Политика пассивного сопротивления не оправдала надежд канцлера на прекращение оккупации, а ее продолжение грозило развалить государство. При прямой поддержке Франции в Ахене и Кобленце была провозглашена «Рейнская республика», в Шпейере — «Пфальцская республика». Осенью между оккупированной территорией и остальной Германией была создана таможенная граница.

Внутреннее положение становилось все более неустойчивым. Летом по Германии прокатилась волна забастовок. В июле прекратили работу 100 тыс. берлинских металлистов, в июле и августе крупные волнения вспыхнули среди сельских рабочих. Появилась реальная угроза повторения событий 1918 г. Видя, что канцлер не в силах овладеть ситуацией, 11 августа фракция СДПГ в рейхстаге отказала ему в доверии. Это было неожиданностью для Эберта, но президент не стал защищать человека, которому всего девять месяцев назад доверил пост канцлера. Впрочем, и сам Куно с облегчением предпочел вернуться в более простой и спокойный мир компании ГАПАГ.

Человеку, пришедшему ему на смену, было суждено стать главным политиком Германии на протяжении последующих пяти лет и последним из тех, кто олицетворял для многих немцев надежду на выживание республики. Строго говоря, Густав Штреземан казался не очень подходящей для этого фигурой. В кайзеровские времена он поддерживал экспансионистский курс Бюлова, в годы войны принадлежал к числу шумных аннексионистов и безоговорочно одобрял действия Верховного командования. Оставаясь монархистом, он сочувствовал капповскому путчу, хотя позорный крах этой акции убедил Штреземана в бесперспективности правого переворота. Его настолько потрясли убийства Эрцбергера и Ратенау, что он перешел на республиканские позиции.

Став 13 августа главой кабинета большой коалиции из Народной, Демократической, Национальной, Социал-демократической партий и партии Центра, Штреземан нашел в себе мужество объявить 26 сентября, на следующий день после введения президентом осадного положения в Германии, о прекращении пассивного сопротивления в Руре, возобновлении репарационных платежей и потребовал предоставления правительству чрезвычайных полномочий, которые были утверждены рейхстагом 13 октября. Иного пути выхода из кризиса просто не существовало.