оставлявшая без внимания ни одной сферы государства и общества. Парадоксально, но конституция была слишком идеальной для того, чтобы практически ее можно было соблюдать полностью.

Основополагающий принцип гласил, что «государственная власть исходит от народа», который может выражать свою волю путем прямого референдума. Конституция декларировала основные демократические права и свободы в той мере, в какой слова могут вообще что-либо гарантировать. Она провозглашала принципы «защиты труда» и «обеспечения достойного человека существования». Сохранив незыблемость частной собственности, конституция одновременно объявила, что «собственность обязывает», а пользование ею должно быть и «служением общему благу», что в случае необходимости отдельные предприятия и отрасли промышленности могут быть социализированы.

Главным законодательным органом республики объявлялся избираемый всеобщим голосованием сроком на четыре года парламент, рейхстаг, который большинством голосов утверждал канцлера и правительство, ответственное перед парламентом. Однако принятая в целях предотвращения необоснованной потери голосов система пропорционального представительства и голосования списком повлекла за собой плачевные результаты. Она способствовала появлению многочисленных мелких партий, что ослабляло прочность правительства. Так, в выборах 1930 г. участвовало 28 политических партий.

Пройсу не удалось провести свое предложение о превращении Германии в унитарное государство и о преобразовании земель в провинции. По настоянию партии Центра и правительств отдельных земель Германия осталась федерацией. Поэтому была учреждена и вторая палата — рейхсрат, союзный совет, состоявший из представителей земель, в котором 26 из 66 мест принадлежало Пруссии. Права рейхсрата были скорее номинальными. Хотя он исполнял контрольные функции и обладал правом вето, последнее утрачивало силу, если рейхстаг вторично подтверждал свое решение.

Главой государства являлся президент, избираемый на семь лет всеобщим голосованием и обладавший чрезвычайно широкими полномочиями. Он назначал и увольнял главу правительства — канцлера и министров, имел право досрочно распускать рейхстаг и назначать новые выборы, а также референдумы. Президент являлся главнокомандующим армией и представлял государство на международной арене. В одном отношении президент имел больше власти, чем даже кайзер. Согласно 48-й статье, в случае возникновения чрезвычайной ситуации он получал право издавать декреты без согласия рейхстага, применять для наведения порядка вооруженные силы, приостанавливать действие статей о правах и свободах граждан и даже экспроприировать частную собственность.

Правда, по конституции, в случае несогласия рейхстага с чрезвычайными мерами президента они теряли силу. Зачастую в литературе ошибочно утверждается, будто президент был полностью независим от рейхстага: 43-я статья конституции гласила, что двумя третями голосов рейхстаг имел право вынести на референдум вопрос о досрочном прекращении президентских полномочий. Если референдум отклонял это предложение рейхстага, то последний подлежал роспуску. Статья о диктаторских полномочиях президента была задумана как возможное средство стабилизации положения в условиях революционных потрясений. На деле она оказалась оружием антиреспубликанской реакции.

С другой стороны, нельзя отрицать того, что Веймарская конституция была самой демократической конституцией того времени. Казалось, что в мире нет людей более свободных, чем немцы, нет правительства более демократичного и либерального, чем немецкое. По крайней мере, именно так выглядело это на бумаге.

Версальский диктат

Чтобы официально закончить Первую мировую войну, 18 января 1919 г. в Париже открылась мирная конференция 27 союзных и присоединившихся государств, на которую Германию не пригласили. Ее будущую судьбу победители решали без ее участия. Немцев позвали только в конце — для вручения текста договора, который Германия могла или принять, или отклонить. До этого веймарское правительство, поскольку страна стала демократической республикой, рассчитывало на мягкий мир с некоторыми территориальными потерями и сносной контрибуцией. Иллюзии развеялись, когда 7 мая победители объявили о своих условиях. Немцы были готовы к худшему, но такого не ожидал никто. Требуемые территориальные уступки превышали самые пессимистические предположения. Германия теряла все колониальные владения: Эльзас-Лотарингия возвращались Франции, Северный Шлезвиг — Дании (после плебисцита). Бельгия получила округа Эйпен и Мальмеди и область Морене, на 80% населенные немцами. Новорожденное польское государство получило основную часть провинции Познань и Западной Пруссии, а также небольшие территории в Померании, Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Чтобы дать Польше выход к морю, в районе устья Вислы был создан коридор, отделивший Восточную Пруссию от остальной Германии, а чисто немецкий Данциг был объявлен вольным городом под верховным управлением Лиги Наций, как и Саарская область, угольные шахты которой были переданы Франции. Левобережье Рейна оккупировалась войсками Антанты, а на правом берегу создавалась демилитаризованная зона шириной в 50 км. В целом Германия теряла 73.5 тыс. кв. км территории (13,5%) с населением в 7,3 млн. чел., 3.5 млн. которого составляли немцы. Эти потери лишали Германию 10% ее производственных мощностей, 20% добычи каменного угля, 75% добычи железной руды и 26% выплавки чугуна. Рейн, Эльба и Одер объявлялись интернационализированными, т. е. свободными для прохода иностранных судов. Германия была обязана передать победителям почти весь военный и торговый морской флот, 800 паровозов и 232 тыс. вагонов. Впрочем, немецкие моряки 17 июня 1919 г. сами потопили свой военный флот, интернированный в британской гавани Скапа-Флоу. Общий размер репараций должна была позднее определить специальная комиссия, а пока Германия должна была уплатить странам Антанты 20 млрд. золотых марок в основном в виде угля, красителей и другой продукции химико-фармацевтической промышленности, скота (в том числе 140 тыс. молочных коров). Позднее Уинстон Черчилль едко заметил, что «экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились явно бессмысленными»[178]. Их направленность выразил французский премьер Жорж Клемансо. Когда он получил телеграмму о капитуляции Германии, то радостно воскликнул: «Наконец-то! Он пришел, тот день, которого я дожидаюсь полвека. Он пришел, день реванша! Мы отберем у них Эльзас и Лотарингию, мы восстановим Польшу. Мы заставим бошей заплатить нам десять, двадцать, пятьдесят миллиардов. Этого довольно? Нет! Мы им навяжем республику»[179].

Версальский договор практически разоружал Германию. Ее армия не должна была превышать 100 тыс. добровольцев, зачисляемых на долгосрочную службу, а флота — 15 тыс. Германии запрещалось иметь на вооружении самолеты, дирижабли, танки, подводные лодки и суда водоизмещением более 10 тыс. т. Ее флот ограничивался шестью легкими броненосцами, шестью легкими крейсерами, 12-ю эсминцев и 12-ю торпедными катерами. Такие условия превращали немецкую армию в силу, пригодную только для полицейских акций, но не для обороны страны. Кроме того, немцам был вручен список 895 офицеров, имевших несчастье проиграть войну и объявленных военными преступниками. Впрочем, союзники не особенно настаивали на выполнении этого требования, отлично сознавая его нереальность, поскольку в истории еще не было такого прецедента.

Наконец, статья 231 Версальского договора возлагала на Германию и ее союзников полную и единоличную ответственность за развязывание войны.

Немецкая сторона единодушно отвергла эти жесткие условия. Шейдеман официально заявил об отказе от подписания договора, если