в него не будут внесены существенные изменения. Но союзники настаивали на безоговорочном выполнении своих требований. Заявив, что «пусть отсохнет рука, подписавшая такой договор», Шейдеман подал в отставку. Кабинет покинули и министры от Демократической партии. Новое правительство сформировал социал-демократ Густав Бауэр (1870–1944), занимавший до этого пост министра труда.

Под давлением продолжающейся блокады страны и угрозы со стороны победителей возобновить военные действия большинство Национального собрания согласилось на подписание предложенных условий. 28 июня в Версале появились два полномочных представителя Германии — министр иностранных дел Герман Мюллер (СДПГ) и министр транспорта Иоганнес Белль (Центр). Церемония подписания договора, этого тяжелейшего для немцев последствия проигранной войны, проходила в том самом Зеркальном зале Версальского дворца, где почти за пол века до этого была провозглашена Германская империя. Как тогда, так и теперь это стало символом триумфа победителя и унижением побежденного, который должен был не только платить, но и пресмыкаться. Крупный ученый, философ и историк Эрнст Трёльч в связи с этим писал, что «Версальский договор — это воплощение садистски-ядовитой ненависти французов, фарисейски-капиталистического духа англичан и глубокого равнодушия американцев»[180].

Однако не сама по себе тяжесть экономических последствий Версальского договора, а возобладавшие в результате этою в Германии чувства унижения и бессилия перед несправедливым актом определили дальнейшую судьбу Веймарской республики, став питательной почвой для расцвета национализма и реваншизма. Еще в Версале британский премьер Дэвид Ллойд Джордж пророчески заявил, имея в виду договор, что его «главная опасность в том, что мы толкаем массы в объятия экстремистов».

Среди победителей имелись различные мнения относительно будущего Германии. Франция, прежде всего ее генералитет, требовала вновь раздробить ее на множество мелких государств. Американцы склонялись к тому, чтобы безо всяких оговорок принять демократическую Веймарскую республику в круг западных стран. Но был избран третий, разрушительный, путь. По Версальскому договору, Германия осталась единым государством, но в военном отношении беспомощным, экономически разоренным, политически униженным. Авторы договора не отличались дальновидностью: для уничтожения Германии договор был не слишком категоричным, для наказания ее он был слишком унизительным.

9 июля 1919 г. Национальное собрание ратифицировало Версальский договор (208 голосов «за», 115 — «против»), а 10 января 1920 г. он вступил в силу. С немецкой точки зрения, «Версальский диктат» был полным произволом. Демократия была поэтому воспринята немцами как чужеземный порядок, навязанный победителями, а борьба против Версаля означала для немцев и борьбу против демократии. Политических деятелей, которые призывали к сдержанности и компромиссу с Западом, как правило, обвиняли в позорной слабости, а то и предательстве. Это и была та почва, на которой в итоге вырос тоталитарный и агрессивный нацистский режим.

Во 2-й пол. 1919 г. казалось, что республика упрочила свое положение. Спала волна революционных выступлений, начался некоторый экономический подъем, снизилось число безработных, голод уменьшился благодаря поставкам американского продовольствия. Но республике угрожала теперь опасность не слева, а справа. Унизительное бремя Версаля, нерешенные экономические проблемы, удручающе безрадостная повседневность вели к изменению в настроении людей, которые все внимательнее прислушивались к агитации националистов.

Требуемое союзниками сокращение вооруженных сил прежде всего касалось фрейкоровцев, которые упорно сражались в Силезии — против поляков, и в Прибалтике — против Красной армии (отстояв Ригу; в 1976 г. выдающийся западногерманский режиссер Фолькер Шлендорф снял об этом замечательный по своему драматизму фильм «Выстрел из милосердия»), и теперь (не без основания) считали, что республиканское правительство, и без того ими презираемое, просто предало их, распорядившись расформировать фрейкор.

В ответ фрейкор начал готовить военный переворот, который возглавил крупный восточнопрусский чиновник и аграрий Вольфганг Капп, игравший в свое время видную роль в аннексионистской Отечественной партии. Среди руководителей заговора были также командующий берлинским гарнизоном генерал Вальтер фон Лютвиц, бывший кайзеровский полицай-президент Берлина Трауготт фон Ягов и организатор убийства Либкнехта и Люксембург, капитан Вальдемар Пабст. Тесную связь с ними поддерживал видный генерал периода войны, а теперь вдохновитель и организатор немецкого фашизма Эрих Людендорф (1865–1937), который, однако, предпочитал оставаться в тени. За спиной капповцев стояли также капитаны рейнско-вестфальской тяжелой промышленности и крупные банки.

10 марта 1920 г. Лютвиц вручил президенту Эберту фактический ультиматум, требовавший роспуска Национального собрания, перевыборов президента, отказа от сокращения армии и от передачи вооружений победителям. Лютвиц мотивировал требования тем, что армия и фрейкор необходимы для борьбы против большевизма. Эберт отверг ультиматум и предложил Лютвицу добровольно подать в отставку. Но когда через три дня правительство решилось на арест заговорщиков, оказалось, что в его распоряжении нет сил для выполнения такого приказа. Хотя командующий рейхсвером — ограниченными по Версальскому договору вооруженными силами Германии — генерал Вальтер Рейнхардт стоял на стороне правительства, войска подчинялись не его приказам, а распоряжениям начальника общевойскового управления, фактически начальника штаба рейхсвера, генерала Ханса фон Секта, имевшего большой авторитет. Сект открыто заявил президенту, что «солдаты в солдат стрелять не будут», а правительство должно поискать себе других защитников. Президенту и кабинету не оставалось ничего другого, кроме бегства на автомобилях в Дрезден, а оттуда на поезде в Штутгарт.

Сумрачным ранним утром, 13 марта 1920 г. в Берлин по Деберицкому шоссе вошла главная ударная сила путчистов — морская бригада капитана 2-го ранга Германа Эрхарда, на касках солдат красовалась свастика. Не встретив никакого сопротивления, они расположились лагерем у Бранденбургских ворот в центре столицы. Здесь Эрхарда приветствовали Капп, Лютвиц и Людендорф, в 6 час. утра вышедший-де «подышать свежим воздухом». Путчисты объявили о роспуске Национального собрания и создании нового правительства во главе с Каппом, ввели осадное положение и закрыли все оппозиционные газеты.

Президент и правительство Бауэра вместе с профсоюзами призвали население к защите республики и всеобщей забастовке. После некоторых колебаний к ним присоединилась и КПГ. Забастовка, в которой участвовало более 12 млн. чел., полностью парализовала всю страну. Не работали транспорт, промышленные предприятия, электростанции, коммунальные службы, закрылись все учебные заведения и большинство магазинов, перестали выходить газеты, берлинское чиновничество тихо саботировало распоряжения руководителей путча, которые к тому же просто не знали, что делать дальше.

Когда до Каппа дошли сведения о том, что в ряде частей берлинского гарнизона назревает недовольство мятежом, он, потеряв всякое мужество, 17 марта бросил своих соратников на произвол судьбы и бежал в Швецию, Генерал Лютвиц спешно выехал в Венгрию, где скрывался в течение пяти лет. Путч потерпел полный крах.

Но он повлек за собой одно значительное последствие. Всеобщая забастовка приобрела такой размах, что пробудила у КПГ надежду на новую революцию. Созданная в Руре Красная армия, которая насчитывала от 50 до 80 тыс. вооруженных рабочих, разбив путчистов, взяла под свой контроль всю область восточнее Дюссельдорфа. Перед лицом