они уже могли соперничать с самим рейхсвером. При этом если верность фрейкоровцев к командирам своих подразделений была непоколебимой, то верность последних рейхсверу или правительству уже серьезно пошатнулась. Некоторые из командиров исключительно из меркантильных соображений служили правительству, которое покупало их лояльность.

Большинство фрейкоровцев по-прежнему носили армейскую форму, в которой демобилизовались; те, у кого формы не было, обычно носили куртки военного образца. Так или иначе, на форме красовались фрейкоровские эмблемы: значки со свастикой и изображения «мертвой головы» — черепа с костями (за несколько лет до того, как свастику приняли в качестве своего главного символа нацисты, а «мертвую голову» — эсэсовцы). Последняя в немецкой военной геральдике являлась традиционной эмблемой элитных гусарских частей в императорской армии, а также штурмовых частей огнеметчиков в годы Первой мировой войны. Многим немцам фрейкоровские отряды казались олицетворением хоть какого-то подобия порядка в том хаосе, который царил в Германии первых послевоенных лет.

Особое замечание следует сделать относительно военных моряков. Они находились под влиянием главным образом левых политических сил. В то же время отряды моряков-фрейкоровцев относились к числу наиболее жестоких сторонников правых радикалов.

В дни январского восстания 1919 г. правительство было повергнуто в шок зверствами фрейкоровцев. Прошедшие суровую школу войны, они были накоротке со смертью и не ведали пощады, которой не ждали и от противника. Санкционировав использование фрейкора, правительство тем самым открыло ящик Пандоры. Получив свободу действий, фрейкор стал сам для себя законом и уже почти не поддавался контролю. Добровольческие отряды свирепствовали по всей Германии. Так, в Бремене отряд фрейкора «Герстенберг», взявшийся устранять только что созданную здесь Советскую республику, в течение нескольких дней жестоко расправлялся со всеми левыми, которые только попадались в его руки. Вся Германия пребывала в смятении.

Новая националистическая, реваншистская идеология, как и старая антисемитская и пангерманская, нашли в добровольческих корпусах самую благоприятную почву. После путча Каппа они, по требованию союзников, были распущены, но спустя некоторое время стали восстанавливаться под новыми названиями. Участники морской бригады Эрхардта, которые уже во время путча Каппа носили на своих шлемах свастику, вновь объединились в ряде военизированных союзов (например, в «Союзе викинга») и в тайной организации «Консул». Старший лейтенант Артур Мараун в марте 1920 г. преобразовал свой добровольческий корпус в «Младонемецкий орден». Добровольческий корпус «Оберланд» в 1921 г. сменил название на «Союз Оберланд».

Политическая сцена Веймара

Веймарская республика была многопартийным государством, а партии веймарской Германии проявили мало склонности к компромиссам и готовности к взаимному сотрудничеству. Кроме того, у веймарских партий не было — за исключением Густава Штреземана (1878–1929), лидера национал-либеральной партии, а с конца 1918 созданной на ее основе немецкой народной партии — сильных и дальновидных лидеров, способных поставить интересы нации выше интересов отдельных социальных слоев и классов. В конечном счете это привело к деградации и параличу партийно-парламентской системы

Узость политического кругозора была присуща как партиям, стоявшим на республиканских позициях, так и их антидемократическим соперникам. СДПГ, например, так и не смогла окончательно освободиться от догм прошлого и безоговорочно принять ту государственную форму, в создании которой сама сыграла главную роль. Принятая в 1925 г. Гейдельбергская программа показала, что СДПГ превратилась в реформистскую партию, которая стремилась к достижению социализма эволюционным путем. Руководство партии представляло собой группу бесцветных функционеров, неотличимых друг от друга и старательно избегавших решительных и рискованных действий (в 1930 г. только 10% членов партии были моложе 25 лет, а ее лидеров называли «старыми бонзами»).

В 20-е гг. СДПГ, которая являлась как главной опорой демократической республики, так и козлом отпущения за все ее прегрешения, исполняла роль лояльной оппозиции и настолько привыкла к такому положению, что стала считать его желательным и всячески избегала ситуаций, которые вынудили бы ее взять на себя государственную ответственность. Роковой ошибкой СДПГ были ее самодовольство и твердолобость. Вместо того чтобы превратить партию в привлекательную для всех слоев политическую силу, ее лидеры неутомимо твердили, что партия выражает интересы исключительно рабочего класса. На практике это сводилось к тому, чтобы не делать никаких шагов, способных вызвать недовольство профсоюзов. Что же касается НСДПГ, то эта массовая партия, численность которой превышала 900 тыс. человек, пыталась совместить несовместимое — сочетать Советы с парламентаризмом. В итоге, в конце 1920 г. левое крыло независимцев объединилось с КПГ, а оставшаяся половина партии в 1922 г. вошла в состав СДПГ; незначительные остаточные организации НСДПГ влачили маргинальное существование до 1931 г.

Созданная 20 ноября 1918 г. бывшими прогрессистами и левыми национал-либералами Немецкая Демократическая партия (НДП) страдала расплывчатостью целей, что приводило к постоянным внутрипартийным трениям и частой смене руководства. В 1919 г. НДП была третьей по силе партией республики, но всего за год она потеряла половину своих первоначальных избирателей. Причиной этого явилась главным образом неистребимая склонность либералов больше интересоваться абстрактными понятиями, а не волнующими массы проблемами. Поэтому для избирателей НДП все чаще выглядела партией непрактичных интеллектуалов. Кроме того, состав президиума партии и ее активная поддержка авторитетной газетой «Берлинер Тагеблатт», шеф которой Теодор Вольф был одним из основателей партии, все более придавали ей в глазах избирателей имидж еврейской партии.

Третья партия первоначальной веймарской коалиции — Центр — была более стабильной, чем НДП. Она придерживалась гибкого парламентского курса и выступала за сотрудничество с социал-демократией. Массовый базис партии был гетерогенным и охватывал самые различные социальные слои. Так, фракция Центра в рейхстаге состояла из профсоюзных функционеров и членов производственных Советов (20%), учителей и литераторов (11,5%), духовенства (5,7%), а также из промышленников, коммерсантов, трактирщиков и крестьян. Политика Центра была более прагматичной, чем политика СДПГ, и популярнее, нежели политика либералов. Партия Центра более других отличалась склонностью к компромиссам. Как выразился один из ее лидеров, Йозеф Йоос, партия придерживалась не девиза «Или — или», а лозунга «Почему бы не то и другое?», что делало возможным ее сотрудничество как с левыми, так и с правыми политическими силами[174].

Уже с 1925 г. стало очевидно, что без участия Центра невозможно никакое правительство парламентского большинства. Возросшее по этой причине самомнение партии стало представлять потенциальную опасность для демократии. Пока во главе партии Центра стояли такие люди как Йозеф Вирт (1879–1956) или Вильгельм Маркс (1863–1946), опасность антиреспубликанского эксперимента была маловероятной. Но когда в 1928 г. руководителем партии стал католический теолог Людвиг Каас (1881–1952) более чем его предшественники нетерпимый к недостаткам и неустойчивости парламентаризма и готовый искать радикальные решения для преодоления трудностей, партия явно начала менять курс в правом направлении.

Довольно сильная антидемократическая тенденция была присуща созданной Штреземаном из правого крыла национал-либералов Немецкой Народной