– Что… с Чернышом?

– Умирает, – ответила она, плача. – Его ужене спасти. Но он спас тебя.

– Черныш, – прошептал он. – Что у меня зажизнь… одни потери. Сперва Ратша, потом Артанка, теперь – Черныш… Три бедыв один день…

Она помогла приподняться, сесть. Черныш приподнял тяжелыевеки, Там боль, нашел силы слабо лизнуть руку хозяина. В любящих глазах Иггельдувидел просьбу о прощении, что расстается, что не сможет больше летать, носитьего, любимого родителя, над облаками, над горами и всем миром. Даже Яська,знающая драконов меньше, поняла, что Черныш мог бы перед ударом скрутиться вком, его ударило бы плечом, где самые могучие пласты мышц, к тому же покрытыекостяными плитами доспехов, перевернуло бы через голову и покатило, ударяя окамни и расщепляя их на щебенку своей тяжестью, он остался бы не только жив, нои почти цел, у драконов это в крови, еще их предки научились, иначе бы вывелисьначисто, слишком часто приходилось вот так срываться в пропасти, но Чернышнарочито падал плашмя, из последних сил цепляясь за стены растопыреннымикрыльями, лапами, возможно, даже пастью, вот какая изуродованная, с выбитымизубами, так как все время помнил о любимом родителе на загривке, старалсясмягчить – чтобы спасти, уберечь, даже ценой жизни…

Слезы жгли глаза, Яська всхлипывала, лицо Иггельдамучительно кривилось. Запруды в глазах прорвались, слезы хлынули двумя ручьями.Он заплакал мучительно и неумело, упал на голову Черныша и обхватил руками.

– Черныш, не умирай!.. Не умирай, прошу тебя!.. Неумирай…

Все тело содрогалось, он чувствовал такую горечь, чтострастно, до крика, захотелось умереть. Это же расстается с жизнью Черныш,которого принес за пазухой, который доверчиво бегал за ним по пещере, а спатьзабирался ему на грудь, грея замерзшие лапки. Это же его Черныш, которомучистил уши, а он сам научился ловить рыбу и с торжеством приволакивал емукрупную форель, гордый, что и он приносит пользу…

Легкая ладонь опустилась на плечо. Яська, сама бледная изареванная, смотрела с глубоким сочувствием. Нос покраснел и распух, вспухли ипокраснели веки, на щеках блестели мокрые дорожки.

– Пойдем, – сказала она умоляюще. – Пойдем,не терзай себя.

Иггельд дал себя оторвать от неподвижного тела, сделал двашага прочь, оглянулся и с громким плачем ринулся обратно, обхватил обеимируками массивную разбитую голову:

– Он… он не дышит!!!

Яська заревела громче, упала рядом, обняв одной рукой брата,другой – голову дракона. Плакали долго, истощились, застыли надолго, потомза спиной раздался тоскливый рев. Камешки затрещали под толстыми тяжелымилапами, в затылки пахнуло горячее дыхание. Слышно было, как Скулан сопит,обнюхивая погибшего.

– Пойдем, – сказала Яська наконец. Она с силойотодрала Иггельда от головы дракона. – Надо возвращаться…

Скулан облизывал Черныша, искра жизни в том еще тлела,драконы умирают трудно, Скулан еще не понимал, что друга уже не спасти,облизывал, тормошил, ласково и требовательно поддевал носом. Иггельд сноваостановился.

– Я не могу, – прошептал он. – Его… его надо…Соберутся звери, начнут… еще живого… есть. Я не могу…

Плечи затряслись, он согнулся, жалкий, раздавленный,уничтоженный, рыдания вырывались со стонами, вздохами, жалобным разрывающимдушу криком.

– Я… я… могу… – прошептала бледная Яська, еетрясло. – Но, брат, ты возненавидишь меня! А вот от тебя он примет… ведьвы братья. Ну, прошу тебя!

Она сняла с пояса и подала ему длинный узкий кинжал. Иггельдничего не видел из-за слез, почти на ощупь вернулся к Чернышу. Рукоятьвыскальзывала из пальцев, дважды нагибался и подбирал по дороге. Черныш впоследнем усилии приподнял веко. Зрачок медленно заволакивало, Иггельд увидел ипочти ощутил жуткую боль, что терзает искалеченное тело, всхлипнул, вытащилклинок. Ему почудилось, что во взгляде Черныша мелькнула благодарность. Впоследнем усилии огромный язык чуть шелохнулся, сумел коснуться его пальцев.

– Иггельд, – услышал он за спиной жалобныйвскрик. – Ты дал ему жизнь… он просит ее принять в те же руки!..

– Я не бог… – прошептал он.

– Для него ты больше!

Он приставил острие чуть ниже ушной раковины, среди плотныхпластин крохотная щелочка, как раз для такого лезвия, рукоятью упер себе вгрудь, заплакал и, обхватив голову дракона обеими руками, с силой потянул насебя. Сквозь свои рыдания услышал слабый треск тонких костей. Он коснулсяголовы дракона грудью, упал всем телом, его затрясло в рыданиях.

Он все время слышал этот едва слышный, но жуткий треск, хотяЧерныш не двигался, чистая и верная до последнего вздоха душа улетела накрылышках в драконий рай, и, может быть, когда-то встретятся, для хороших людейи для хороших драконов должен быть общий рай.

Этот жуткий треск не могли заглушить ни рев встречноговетра, когда возвращались на погрустневшем Скулане, ни радостные крики встречающегонарода, ни грохот крови в черепе.

И он страшился, что будет слышать его всегда.

В огромном доме было тихо, как в могиле. Апоница узнал услуг, что хозяин наверху, поднялся по лестнице на третий этаж, так никого и невстретив, толкнул дверь. За столом, заставленным кувшинами, сидел мрачный какночь человек, в котором Апоница не сразу узнал Иггельда.

Тот даже не повел в его сторону глазом, с опухшим багровымлицом, налитыми кровью глазами, осунувшийся, беспрерывно пил, уже расплескиваяпо белой скатерти красное вино.

Апоница опустил руку на плечо, сжал. Иггельд даже незаметил, его ладони снова обхватили чашу с вином. Апоница опустился рядом,придвинулся, касаясь плечом.

– Я знаю, – произнес он тихо. – Яськарассказала… Вся Долина скорбит. Черныша любили все. И никто его не боялся. Дажепереселенцы не боялись, что удивительно.

Иггельд уставился в одну точку. Плечи вздрогнули,затряслись. Лицо искривилось, в глазах влажно заблестело.

– Он… – вырвалось горькое из перехваченногогорла, – он лизнул меня… умирал уже… Он все понимал!

Апоница ощутил, что у самого подступают слезы, голосдрогнул:

– Мне знакомо, Иггельд. Помнишь, как умирал мойОбгоняющий Ветер?

– Твой… от старости!

– Все равно, у меня сердце едва не остановилось.

– А мой… мой погиб…

– Но мой умер, умер… А я с ним вместе сорок лет!

Голос прервался, подбородок мелко-мелко задрожал. Иггельдпридвинулся ближе, касаясь плечами и стараясь поддержать старого друга, изовсех сил сдерживая и не в силах удержать слезы. Каждый сейчас видел своегоумирающего друга, в комнате слышались только тяжелое сдавленное дыхание,тягостные вздохи.