Чем ближе к центру города, тем больше становилось вокруг деревянных домов. Резные башни по кругу отделяли окраины от основной части города. На каждой было оружейное гнездо с охранников внутри. В руках те сжимали железное оружие. Тим видел иногда похожее на такие у себя в местечке. В школе рассказывали, что до пурпурной войны это было самое распространённое оружие по всему миру. Ему было неисчислимое множество и по всему миру постоянно одна за другой шли войны. Тим никогда не понимал, почему одни люди вдруг нападали на других.

– Па, земли же много. Зачем за неё воевать?

– Раньше земли было не так много, волчок. Раньше людей было в тысячи раз больше. Пурпурная война сильно сократила количество людей.

– Па, почему люди воюют друг с другом вообще?

– Это сложный вопрос, сынок. Просто у одного есть что-то, что хочет другой. А когда таких людей собирается достаточно много, то и начинается война. Сейчас войн давно уже не было. И слава богу железного оружия становится всё меньше и меньше. Ядрышки которыми оно стреляют кончаются и стоят больше золота.

Тим с другими мальчишками тайком бегали в Долину оврагов, как они её называли. В паре архат от селения высились холмы, изрытые пещерами. Между ними, в низине, были рассыпаны огромные овраги. Это были следы оставшиеся от Пурпурной войны. Овраги были рассыпаны по низине в огромном количестве, а сама низина была невероятных размеров. Был слух, что там можно найти ядрышки для железного оружия, и все мальчишки рыскали по оврагам в надежде их отыскать. Но, так же, все знали, что в Долине спят огненные демоны, и если их разбудить, то тебе не поздоровится. Несколько мальчишек умерло, а некоторые серьезно пострадали от встречи с ними, демоны разрывали их на куски, отрывали руки, ноги, пальцы. Один мальчик заживо сгорел и столб огня, на месте его встречи с демоном, пылал не один день.

Торк вдруг закричал и стал колотить по деревянной будке. Задремавший от качки Тим испуганно подпрыгнул на месте.

– Эй, пацан! Пацан, вылазь быстрее! Смотри, смотри!

Тим подлез к окошку и посмотрел вверх куда тыкал пальцем его конвоир. И ахнул.

Прямо в небе, высоко в облаках, плыл здоровенный кит, величественно поводя хвостовым плавником. Тим впервые своими глазами видел кита

– Детест! – Закричал Тим. Он сразу забыл и про свою тюрьму на колёсах и про брата, и про ужасы ночей. Он словно осветился изнутри и лицо озарилось радостью обычного ребёнка, каким он и был. – Это детест!

– Он самый. – Заулыбался старик, который тоже радовался, что увидел такое чудо. – Каждый раз как в первый.

Летающий кит детест медленно плыл в небесах над городом, ныряя в облака и издавая протяжные высокие звуки. Тим видел детестов, как и простых китов, только на картинках. Он не верил, пока не увидел сам, что такая махина может свободно летать по воздуху. Отец говорил, что до Пурпурной войны их не было, а были обычные киты. Детест летел переливаясь зелёными плавниками.

– Знаешь, каждый раз как я вижу детеста – я словно теряю рассудок и не могу объяснить, что я вижу. Иногда я вижу его грозовой тучей, иногда машиной прилетевшей за моей душой, иногда тысячелетним драконовым деревом. Иногда я схожу с ума настолько, что я кричу и зову это божество. Я хочу, чтобы он показал мне, куда он плывёт, откуда он приплыл, что он видит со своей циклопической высоты, что светлого, чистого и настоящего, за краем этой земле. Что там за вещи, о которых я не знаю, и не мог никогда себе представить, вращающиеся вокруг этого мира, в котором я словно распластанный на полу, смотрю в небо? Плывёт ли он в воздухе как в огромной распахнутой двери? Может ли он унести меня за горизонт и показать то, что видит? Слышит ли он мои крики, как я слышу его? Я хочу, чтобы он пустил меня внутрь этих тайн. Пустил меня, пустил. Слышит ли он меня? Я старый и грязный, но душа моя рвётся к нему вверх, я хочу быть псом увидевшим радугу. Я хочу взорваться изнутри в эту синь небес, вознестись надо всеми, кто никогда не видел моего лица. Он проносится сине-зелёной стрелой мечты и зажигает меня изнутри. Я уже говорил, я всегда теряю рассудок и не могу объяснить, что вижу, но, я думаю, что сегодня я видел свет. Кажется, я видел свет.

Весь город замер и пялился в небо. Детест уменьшался и скрылся точкой за горизонтом.

– Этот город благословлён. – Сказал Торк и вытер слезинку, выбежавшую на его морщинистой щеке. Он посмотрел на Тима долгим взглядом. Тим видел огонёк в его глазах, словно он о чём думал, не мог решить. Потом огонёк угас.– Извини, пацан, не могу отпустить тебя.

Он хлестнул лошадь

– Ну, пошла!

Тележка подпрыгнула на камнях и поехала дальше. Тиму стало очень горько вдруг вернуться в этот жестокий мир, после того как он увидел волшебного кита. Он окинул взглядом свою пыльную темницу, связанного грязного брата, рычащего и пытающегося дотянуться до Тима. Слёзы покатились из его глаз, огромные словно чашки, скатывались, оставляя борозды, по запылённым щекам несчастного мальчика. Тим в первый раз почувствовал полное и отчаянье. И как бы он не пытался, слёзы сами катились из его глаз.

– Я же просто маленький мальчик. Маленький мальчик. – Что-то внутри словно лопнуло и Тим разразился плачем. Он плакал взахлёб давясь и задыхаясь. Забился в угол и обхватив руками колени выл прямо в деревянный потолок.

Лошадь везла их дальше. Чем ближе повозка подъезжала к центру, тем искуснее и выше становились деревянные дома. Из-за крыш начала подниматься крыша ратуши. Мостовая из каменной стала выстеленной мягкими облуксовыми досками. Тим был наслышан о том, что облукс десятилетиями не портился и не начинала скрипеть даже самая сухая облуксовая доска. Она оставалась такой же мягкой, как и сразу после того, как дерево было срублено. Центр мостовой был выкрашен белым цветом, был предназначен для транспорта и экипажей. Боковые дорожки были отведены под тротуары и были выкрашены небесно-голубым цветом. Вся мостовая была уложена доска к доске и нельзя было найти ни малейшего зазора между ними, даже на стыке между стенами и мостовой. Стены домов, между тем, были покрыты рисунками, в домах попроще и покрыты тёмным лаком в дорогих домах, которые были обделаны из дерева Морса. Когда солнце опускалось за горизонт и наступала ночь,