— Так как же, Минни Гоуэн, — немного спустясказал Кленнэм с улыбкой, — стало быть, вам не о чем и попросить меня?

— Ах, мне о многом нужно вас просить!

— Тем лучше! А то уж я боялся, что будуразочарован в своих надеждах.

— Вы знаете, как меня любят дома и как я люблюсвой родной дом, — взволнованно заговорила она. — Может быть, вы в этомусомнитесь, дорогой мистер Кленнэм, раз я сама, по своей воле ухожу оттуда, ноя в самом деле очень, очень люблю его!

— Я в этом совершенно уверен, — сказалКленнэм. — Неужели вам кажется, что я мог бы думать иначе?

— Нет, нет! Но мне и самой непонятно, как этоя решаюсь покинуть родной дом, где меня окружают такой любовью и который я саматак люблю. Когда я об этом думаю, я кажусь себе черствой, неблагодарной.

— Милая моя девочка, — сказал Кленнэм, — этоведь естественный ход событий, перемена, которую время делает неизбежной. Вседевушки рано или поздно покидают родной дом.

— Да, верно; но не в каждом доме становитсятак пусто, как станет здесь после моего отъезда. Я знаю, что есть множестводевушек и лучше меня, и добрей, и умнее — я немногого стою сама по себе, но дляних я дороже всего на свете.

Любящее сердце Бэби не выдержало нарисованнойею перспективы, и она горько разрыдалась.

— Я знаю, как папе будет первое время тяжелобез меня, знаю, что я уже не смогу быть для него тем, чем была до сих пор. Ивот моя просьба к вам, мистер Кленнэм: умоляю вас, не забывайте его хотя бы этопервое время, навешайте его, когда ваши занятия позволят вам, говорите ему отом, как я его люблю — теперь, расставаясь с ним, быть может, больше, чемкогда-либо в жизни. Я прошу об этом именно вас, потому что он ни к кому непитает такого расположения, как к вам — только нынче он мне говорил об этом.

Кленнэм вдруг представил себе, что произошломежду отцом и дочерью; от этой мысли сердце дрогнуло у него, как от удара, и наглаза навернулись слезы. Он честью заверил ее, что все сделает по ее просьбе,что она может быть совершенно спокойна, и постарался сказать это как можновеселее — но особой веселости не получилось.

— О маме я не говорю, — продолжала Бэби; ееискреннее волнение, ее личико, еще похорошевшее от слез, все это даже сейчасбыло больше, чем мог вынести Кленнэм, и чтобы не смотреть на нее, он снова иснова прилежно пересчитывал деревья, которые им еще оставалось пройти досветлевшего вдали выхода из аллеи, — маме легче будет понять меня; она искучать будет по-другому и о будущем станет думать по-другому. Но вы знаете,какая она преданная, любящая мать, и вы ее тоже не забудете — обещаете?

Минни может положиться на него, сказалКленнэм; все будет так, как она хочет.

— И еще одно, дорогой мистер Кленнэм, —сказала Минни. — Видите ли, папа и — ну, вы сами знаете кто, еще не успелипонять и оценить друг друга по-настоящему; разумеется, со временем это придет;моим первым долгом, гордостью и радостью всей моей новой жизни будет помочьтому, чтобы они оба, так нежно любящие меня, лучше узнали друг друга, полюбилидруг друга, научились дорожить и гордиться друг другом. Так помогите же мне,милый, хороший человек, этот долг исполнить! Когда меня не будет здесь (а яуеду очень далеко), постарайтесь расположить папу к нему, представьте еготаким, каков он на самом деле; вы можете это сделать, папа так прислушивается квашему мнению. Обещаете вы мне это, мой добрый, благородный друг?

Бедная Бэби! Какое заблуждение, какая детскаянаивность! Разве можно искусственно изменить сложившиеся человеческие отношения— разве можно внушить расположение к тому, кого не приемлет душа? Многие дочеридо тебя мечтали о том же, Минни, и никогда из этого ничего не выходило; всепопытки кончались неудачей.

Так думал Кленнэм. Но вслух он этого несказал: поздно уже было говорить. Он дал ей слово исполнить все, о чем онапросила; и она не сомневалась, что он это слово сдержит.

Они дошли до последних деревьев аллеи. Онаостановилась и высвободила свою руку. Подняв на него взгляд, дрожащими пальцамитеребя лепестки розы, выглядывавшей из-за борта его сюртука — словно для того,чтобы жест подкрепил мольбу, выраженную словами, — она сказала:

— Дорогой мистер Кленнэм, сейчас, когда я таксчастлива, — а я в самом деле счастлива, вы не смотрите на мои слезы, — мнебыло бы тяжело думать, что между нами осталась хоть тень недомолвки. Можетбыть, я в чем-нибудь виновата перед вами (намеренно я не могла вас обидеть, новедь подчас причиняешь обиду, сам того не ведая и не желая) — так простите жеменя сегодня от всей широты вашего благородного сердца.

Он наклонился к этому лицу, невиннотянувшемуся ему навстречу. Он поцеловал этот чистый лоб и ответил, что бог свидетель,никакой вины за ней нет. Но когда он еще раз наклонился к ней, она шепнула:«Прощайте!» — И он в ответ повторил то же. Этим коротким словом он прощался совсеми своими былыми надеждами — со всеми мучительными сомнениями ничьей души.Еще мгновенье, и они вышли из аллеи, рука об руку, так же, как и вошли; идеревья сомкнулись за ними, словно хороня во мгле то, чему не суждено былосбыться.

В саду, невдалеке от калитки, слышались голосамистера Миглза, миссис Миглз и Дойса. Кленнэм уловил имя Бэби, произнесенноекем-то из них, и поторопился крикнуть: «Она здесь, со мной!» В ответ раздалисьвозгласы удивления и смех; но все это утихло, как только они встретились, иБэби тотчас же ускользнула в дом.

Мистер Миглз, Дойс и Кленнэм молча прошлисьнесколько раз вдоль реки, над которой уже всходила луна. Потом Дойс отстал ивернулся в коттедж, а Кленнэм и мистер Миглз еще несколько раз прошлись молчавзад и вперед, прежде чем последний, наконец, заговорил:

— Артур, — сказал он, впервые за все времязнакомства называя его просто по имени. — Помните то знойное утро, когда мы воттак же прогуливались с вами над марсельской гаванью и я рассказывал вам, что,хотя сестра Бэби умерла ребенком, для меня и для мамочки она словно быпродолжала расти и меняться вместе с Бэби?

— Очень хорошо помню.

— Помните, я вам говорил, что мысленно мыникогда не могли отделить близнецов друг от друга и что в нашем воображениивсе, что случалось с Бэби, случалось и с ее сестрой?

— И это помню.

— Артур, — произнес мистер Миглз с печалью вголосе, — сегодня у меня снова разыгралось воображение. Мне сегодня кажется,дорогой друг, будто вы всем сердцем любили мою покойную дочку и потеряли ее,когда с нею произошло то, что сейчас происходит с Бэби.

— Благодарю вас, — тихо проговорил Кленнэм, —благодарю! — и он с чувством пожал ему руку.